Привидений не бывает, подумала мама, но от этого не легче. Лучше бы они были, потому что с тем, что есть на самом деле, можно как-нибудь договориться, а с тем, что существует только во сне - никак. "Он что-нибудь говорил?" - с любопытством спросила она у Инессы, но та только помотала головой, размазывая шоколадное масло по куску хлеба. Призрак интересовал ее только в течение пятнадцати минут после пробуждения, а потом она могла охотно согласиться с матерью, что это был всего лишь сон. Затем на кухню, как пожилой домашний сенбернар, рассеяно забрел отец. Он опять не спал полночи и что-то писал, после чего его глаза одновременно мутнели и зажигались лунатическим огнем. "Не шаркай, - сказала ему жена, - шаркаешь, как старый дед" Та удивительная гармония, умозрительным свидетелем которой он был на протяжении последних четырех часов, не позволила ему ответить в унисон утреннему настроению жены. Он налил воды в кружку и сунул туда кипятильник. "Ну, что, приходил к тебе твой гном сегодня?" - спросил он у Инессы. "Это не гном, - возразила она. - Гномы маленькие, а он, как ты, большой, только худющий очень" "Ничего, - сказала мама, - папа еще пару недель не поспит, и ты их потом не отличишь. У тебя уже круги синие под глазами" "Сегодня отосплюсь, - пообещал он самому себе, - буду спать с семи до семи..." Он смотрел на жену и дочку, и ему стало казаться, что они начинают немного светиться от одного его взгляда. Губы беззастенчиво хотели улыбаться, а сладко ноющие от ночного бдения мышцы - растягиваться и сокращаться. Он повисел на дверном косяке, пока не закипела вода, и сказал: "Сегодня точно воскресенье?" "Точно" - сказала Инесса. "А, может, ты обманываешь, чтобы в садик не идти?" "Нет, - серьезно ответила она. - Сегодня мы едем к бабушке" "Ну, смотри!" - предупредил он и, взяв с собой чашку, ушел в свою конуру. Там он сел за стол и еще раз перечитал все написанное за ночь, вновь переживая путешествие по лабиринту концептуальной гармонии. Самое удивительное, подумалось ему, что через неделю это утратит для меня все свое значение, превратившись в обычные соединения из слов и знаков препинания, а что же будет, если это прочитает кто-то другой? Или, еще страшнее, если это вообще никто, кроме меня, не прочитает? Почему я так боюсь этого? Почему мне так важно, чтобы все это было не зря, хотя я прекрасно понимаю, кто я такой, какое мое место в этом мире, но тогда зачем мне дается все это? Словно вся моя жизнь есть очередная попытка научиться существованию без опоры на его смысл. Он почувствовал, что у него опять расширяется голова, и снова взялся за ручку. — 35 —
|