|
Если же горючие слезы не оказывают нужного воздействия, недостаточны как средство бунта, за ними последуют такие бурные сцены, что мужчина, не в силах выдержать непоследовательное, неоправданно бурное поведение женщины, и вовсе выходит из себя. В иных социальных слоях мужчина прибегает к физическому средству успокоения женщины, он ее бьет; в других, по-видимому помня, что в этой схватке он сильнее и его кулак и в самом деле тяжел, он не позволяет себе прибегать к его помощи. А женщина, как дитя, порывиста, безудержна, только все ее выпады походят на символы: она может броситься на мужчину, расцарапать ему физиономию, однако это всего лишь размахивание руками. И чем меньше у нее возможности выразить свой протест в иных формах, не в нервных кризах, тем больше у нее истерик, нервных припадков, и физиология — не единственная причина столь бурных эмоционально-конвульсивных проявлений; сконцентрировавшаяся внутри энергия выплескивается наружу, не достигая цели; холостой заряд, неспособный поразить; это издержки, пустая трата сил, свойственные всякой отрицательно заряженной энергии, выброс которой провоцируется какими-то определенными обстоятельствами. Женщина-мать крайне редко не сдерживается в присутствии своих малолетних детей, к чему здесь нервные взрывы, ведь их можно попросту побить, наказать; другое дело взрослый сын, муж, любовник, которых женщине не удается подчинить себе, вот перед ними она самозабвенно предается неистовому отчаянию. Очень показательны истерические сцены Софьи Толстой; бесспорно, она не права в том, что никогда не стремилась понять своего мужа, и записи, сделанные ею в дневнике, не рисуют нам ее ни щедрой или великодушной, ни чувствительной или сердечной, ни чистосердечной, искренней, она вовсе не кажется привлекательной; однако, права она была или нет, сама ее ситуация была ужасной; всю свою жизнь она только и делала, что терпела, то упреки и обвинения, то супружеские объятия и материнство, оставаясь при этом одинокой; она была вынуждена вести образ жизни, навязанный ей мужем; когда новые решения Л. Толстого обострили конфликт, она оказалась безоружной перед враждебным ей волеизъявлением, которое она отвергала всей своей бессильной, беспомощной волей; тогда-то она и прибегает ко всякого рода комедиям протеста — ложные попытки самоубийства, ложные побеги, притворные болезни и т.д. и т.п., — отвратительным для окружающих, истощавшим ее самое; а между тем какой еще у нее был выход? Она не могла заставить молчать свои чувства, таить свой протест, и не было никакого другого эффективного способа их выразить. — 509 —
|