|
потом, после напоминаний словом и розгой, дело пошло успешнее. Во-вторых, я разнообразно обслуживал свою Барыню: одевал, раздевал (глаза — вниз!); мыл ей ноги, носил за ней полотенце и отгонял веточкой комаров. Комаров было всегда много. Моя Барыня, видимо, подготовилась хорошо и имела меня по полной программе: я был сиденьем и подставкой для кружки, я пел ей романсы и стоял статуей с цветочками на голове, а ездить у меня на шее ей просто, по-моему, понравилось. Ради справедливости должен отметить, что все издевательства и унижения от моей Барыни носили вполне функциональный характер. Когда эмпирическим путем моя Хозяйка поняла, что обычные "унижения" на меня не действуют, она придумала хороший ход: принудительно меня "поднимала" из рабства, чтобы потом опять опустить. В частности, заставляла меня петь и играть на гитаре, потом резко обрывала, заставляла певуче рассказывать сказки, а потом "дурак" и розги. Я душу открываю — и мне туда "плюют". Классный тренинг! • Особенно полезно это в отношении игры на гитаре. Кто знает меня в жизни, помнит, как я люблю, чтобы меня "поуговаривали", а я долго и противно капризничаю, и только потом, в качестве большого одолжения, начинаю петь. А надо взять розги и… Моя Барыня была жесткой и требовательной, и за мою лень и нерасторопность наказывала меня регулярно: за завтраком лишила оладий, днем не пустила на часть тренингов, тогда же не дала проститься с отъезжающими из лагеря друзьями, и вообще заставила перестирывать ее белье, чтобы не халтурил. Я вообще-то лентяй, люблю порассуждать, почему я не могу этого сделать, откладываю на потом и на каждый шаг вперед делаю два шага назад и три шага вбок. А тут приходилось ручек не жалеть и не болтать, а делать, причем сразу же и быстро. Чудодейственное воздействие здесь оказывают, опять же, розги. • Ах, если бы самому, без Хозяйки, научиться так работать! Чтобы пользы от меня было больше, пару раз Барыня сдавала меня в аренду на общественные работы. Я делал все, что приказывали мне "свободные" люди, но в целом у меня было к ним чувство высокомерия и презрения. Огромное количество народу сочувствовало "моим страданиям" при том, что мне было хорошо. Все беспокоились обо мне, хотя мне было абсолютно все равно, что со мной будет, и вообще пытались относиться ко мне как к человеку, что мне было совершенно не нужно. Жалко и смешно выглядели "аболиционисты", хотевшие меня освободить. Я чувствовал себя просто инструментом, и когда "свободные" люди, не зная, что со мной делать, вместо меня сами выполняли "рабскую" работу, не используя меня по — 255 —
|