|
Вообще говоря, мы могли бы взять на себя смелость заключить, что людям, склонным прибегать к жестам, более свойственно выражать эмоции, чем что-либо сообщать. Наши наблюдения могут также привести нас к выводу, что женщины жестикулируют чаще, чем мужчины, южане чаще, чем жители северных стран, неграмотные люди чаще, чем образованные, молодежь — чаще чем старики. Такие обобщения, может быть, сомнительны, но употребление жестов, на первый взгляд свидетельствующее о бедности словаря, становится всеобщим явлением, когда мы не можем найти нужное слово. Широко распространена привычка повторять сказанное. Речи обычно предшествует жест, как правило ненужный. Это имело бы смысл, если бы половина из нас были глухими, но при реальном положении вещей это просто нелепо. Когда речь идет об эмоциях, позволить себе большую выразительность даже приятно. Но ситуаций, где жесты желательны, мало, и еще меньше таких, где они необходимы. Решающий аргумент против жестикуляции основан на предположении, что гримасы и размахивание руками — это проявление умственной лени. Так, мы прибегаем к жестам, если не можем передать смысл словами. В результате наша следующая словесная попытка может также потерпеть неудачу. Отвыкнув, таким образом, от умственного напряжения, наше воображение притупляется в бесплодных усилиях воспринять постороннюю точку зрения, и мы начинаем жестикулировать там, где необходима речь, например в темноте или в разговоре по телефону. В заключение мы должны сказать, что использование нарочитых и заученных жестов ораторами или актерами может быть эффективно и даже необходимо как средство достижения особой выразительности. Бывают случаи, когда нам не хватает слов и жест нужен, чтобы полностью передать смысл того, что мы хотим сказать. Вообще же, молодых людей особенно, нужно отучать от жестикуляции как проявления умственной лени. Мы гримасничаем и жестикулируем не потому, что язык не предоставляет нам достаточно возможностей, но потому, что нам не удалось освоить все, что он дает. Средство преодолеть это — читать больше, думать глубже, меньше говорить и больше слушать. Если жесты отдельной личности являются пережитком отдаленного прошлого, не говорящими ни о способностях, ни о воображении, то как же истолковывать групповые жесты и поведение толпы? Можно предположить, что организованная демонстрация есть нечто, свойственное нашему веку, доселе неизвестное проявление деградации. Такое предположение было бы, однако, необоснованным, поскольку новизна этого явления не в публичном жесте, но в телевидении, на внимание которого и рассчитывают организаторы беспорядков. Беспорядки, спровоцированные телекамерой, — печальный комментарий к нашему образу жизни. Признавая это обстоятельство, можно лишь сожалеть по поводу современного обычая толкаться на улицах с целью поддержки или осуждения чего-либо. Такое шествие может иметь цель — забросать камнями посольство, сорвать митинг, заявить протест. Но значительно чаще это лишь поход ниоткуда в никуда, доказывающий, что все эти люди имеют определенные взгляды на какой-то вопрос, и только. Независимо от того, мирная это демонстрация или нет, ее участники отдали предпочтение жесту и высказали презрение к печатному слову. Сжатыми кулаками или поднятыми руками, скандированием лозунгов и выкрикиванием угроз толпа отвергает связную речь и возвращается к обезьяньему бормотанию. Обезьяна может проделать все это и даже более успешно. Подчинившись закону толпы, мы возвращаемся в каменный век, отвергая все, что было достигнуто человечеством. Потрясающий кулаками участник этого сборища — не гражданин и не солдат, не мыслитель и не художник. По своему уровню он меньше загоняющей овец собаки и неизмеримо ниже человека. Если есть что-то незрелое в гримасе индивидуума, ее примитивность становится еще более очевидной в карикатуре. Безмозглая истерия демонстранта есть отрицание цивилизации. — 222 —
|