|
Сначала Эд видел в своей матери единственный возможный источник заботы, как и любой другой ребенок. Он ожидал, что она удовлетворит все его потребности. Он не мог пойти с ними к отцу, потому что отец был слишком пугающим. Поскольку Эд не смог получить то, что ему было нужно, ни от одного из родителей, он не забыл об этих потребностях, он перенес их во взрослую жизнь и, в частности, в свои отношения с женщинами. Как взрослый, он ожидал от женщин, что они удовлетворят его отчаянную потребность в материнском тепле, которой он был лишен в детстве. Однако ни Ники, ни любая другая женщина не могла дать Эду достаточно, чтобы удовлетворить эти старые потребности. Однако, поскольку его эмоциональное развитие было прервано, он не смог этого понять и стал испытывать по отношению к Ники гнев, фрустрацию, разочарование. С его точки зрения эти чувства оправдывали по большей части его грубое обращение с женой. Еще более мрачная грань поведения эмоционально зависимой матери-жертвы состоит в том, что она может использовать своего сына, как жертвенного агнца. Она не только не защищает его от отца-обидчика, но и превращает его в буфер между собой и мужем, чтобы отвести от себя часть его гнева. Становление мизогина Чарли пришел на терапию после того, как развалился его третий брак. Он и его трое братьев и сестер выросли в восточном Теннесси. Отец был активным, амбициозным человеком, который из плотника превратился в одного из владельцев успешной подрядческой компании. Мать Чарли выросла в сельской местности в очень бедной семье и умудрилась как-то два года отучиться в колледже. Она стала бухгалтером, потом вышла замуж и превратилась в домохозяйку. Муж терроризировал ее и обращался с ней, как с ребенком. С годами ее психика все больше расшатывалась, она начала использовать детей, как щит от нападок мужа. «Женщинам нельзя доверять» «Отец был очень грубым человеком. Он мог сидеть за обеденным столом с метлой, и если ты не сделал того, что от тебя требовалось в этот день, то ты получал палкой по лицу. Дальше - хуже. Он говорил матери, чтобы она проследила, чтобы мы выполнили разные поручения, но она о них могла забыть. Отец приходил домой и начинал выяснять, почему они не выполнены. Мы говорили, что не знали, тогда он оборачивался к матери и спрашивал: «Ты им говорила?». И она отвечала: «Конечно, я им говорила». Тогда он бил нас за то, что мы не выполнили его поручений и за то, что назвали маму вруньей. Она просто предала меня. Она меня отдала на расправу отцу и не защитила меня. Потом, когда я начал работать, она крала у меня деньги, потому что боялась, что отец рассердится на нее за перерасход семейного бюджета. Она была как беспомощный ребенок. Не она была моей родительницей, а я был ее родителем». — 66 —
|