Мёд и яд любви

— Это слово значит никогда, — сказала она, — но это неправда[11]!

Он быстро стер написанное, подал ей мел и встал. Она написала: т, я, н, м, и, о... Он вдруг просиял: он понял. Это значило: «Тогда я не могла иначе ответить».

Он взглянул на нее вопросительно, робко.

— А т... А теперь? — спросил он.

— Ну, так вот прочтите. Я скажу то, что бы желала. Очень бы желала! — Она написала начальные буквы: ч, в, м, з, и, п, ч, б. Это значило: «Чтобы вы могли забыть и простить, что было».

Он схватил мел напряженными, дрожащими пальцами и, сломав его, написал начальные буквы следующего: «Мне нечего забывать и прощать, я не переставал любить вас».

Она взглянула на него с остановившеюся улыбкой.

— Я поняла, — шепотом сказала она.

Он сел и написал длинную фразу. Она все поняла и, не спрашивая его: так ли?, взяла мел и тотчас же ответила.

Он долго не мог понять того, что она написала, и часто взглядывал в ее глаза. На него нашло затмение от счастья... Но в прелестных сияющих счастьем глазах ее он понял все, что ему нужно было знать. И он написал три буквы. Но он еще не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и написала ответ: да».

Эта сцена — великое предвосхищение будущих открытий, и она больше века поражала своей загадочностью и ставила в тупик несколько поколений читающих. И только сейчас мы начинаем понимать, как стало возможно это невозможное, почти колдовское проницание людей друг в друга.

Как это было в жизни.

Впрочем, может быть, это только фантазия, художественный вымысел? Но вот разговор Толстого с юной Соней Берс, его будущей женой — разговор, который был на самом деле[12].

Однажды — у них еще не было объяснения, было только тяготение друг к другу — Толстой написал ей мелком на карточном столе: «В. м. и п. с. с. ж. н. м. м. с. и н. с.».

Можно ли отгадать, какие слова таятся за вереницей этих букв? В обычном состоянии, пожалуй, невозможно, но в особом... Софью Берс озарило:

«Ваша молодость и потребность счастья слишком живо напоминают мне мою старость и невозможность счастья», — прочла я.

Сердце мое забилось так сильно, в висках что-то застучало, лицо горело — я была вне времени, вне сознания всего земного: мне казалось, что я все могла, все понимала, обнимала все необъятное в эту минуту».

Что такое эти вспышки ясновидения, это странное ощущение всемогущества, всепонимания, выхода из времени, из всех земных пут? Видимо, это загадочное состояние разбудили в ней и первые вспышки любви, и тайное предощущение будущих поворотов, и смутное понимание, что с ней происходит что-то сверх-значительное...