Исповедь гипнотизера. Книга 2. Кот в мешке

Будет искать ситуации, где можно себя показать только с похвальной стороны, начнет подстраиваться под оценки; может развиться неискренность...

"Какой у тебя красивый бантик!", "Замечательное платье!" — может быть и вполне безобидно. А может быть и первая провокация стать тряпичницей. "Какая прелесть, какая умница! Все понимает, исключитель­ные способности! Ну, прочти еще стишок... Какой мо­лодец!" Так часто начинается трагедия самовлюблен­ной посредственности...

Обратим внимание, как редко и ругают, и хвалят детей в гармоничных семьях, которым можно позави­довать. Там не ставят отметок, там просто живут.

91

Не хвалить за то, что достигнуто не своим трудом —

физическим, умственным или душевным.

Не подлежат похвале: красота, сила, ловкое гь, здо­ровье, смекалка, сообразительность, ум, талант — все природные способности как таковые, включая и доб­рый нрав; легко дающиеся хорошие отметки; игрушки, вещи, одежда, случайная находка. Выигрыш в лотерее, везение — вот и все. Не хвалить за прирожденное бес­страшие — не заслуга, лишь данность, иной раз близ­кая к тупости. Хвалить только за отвагу — преодоление страха.

ВНИМАНИЕ!

Множество нюансов и исключений! Не правило, а только пожелание, при прочих равных условиях. Да, что не заработано, за то не хвалить! Но ведь не все могут заработать, и не все зарабатывается...

В любом случае желательно не хвалить:

больше двух раз за одно и то же;

из жалости (очень трудно, иногда неразрешимое

противоречие с требованиями компенсации — см. да­лее);

из желания понравиться.

Вполне понятное побуждение! Вам необходимо нра­виться ребенку, чтобы внушать доверие? Для доверия достаточно интереса, достаточно улыбки, достаточно доброты... Но иной раз и ничего не достаточно!..

Нечего и говорить, сколь низко хвалить ребенка с целью понравиться его маме или папе.

Я боялся в детстве наезжавшей иногда тетки, степень родства коей определялась как "десятая вода на киселе" и понималась мною буквально: варили кисель, сливали одну воду, другую...

Остались в памяти тяжелые тешювлажные руки, их жирная нежность, рот, оскаленный умилением, и свет­ло-мутные глаза, в которые, страдая какой-то бо­лезнью, она закапывала, кажется, подсолнечное масло. Кисель навсегда стал бессмысленно ненавистен.

Я ее боялся за то, что она приносила подарки, кото­рые я обязан был с благодарностью принимать, а я не хотел принимать ЕЕ подарки — это было необъясни­мо... Каким-то гипнозом запихивала в меня пирожки собственного производства с жареными грибками, по-