Исповедь гипнотизера. Книга 1. Дом для души

Юмор. Не то чтобы все время шутили или рассказывали анекдоты, скорее просто шутя жили. Анекдоты творили из собственной жизни. Смеялись негромко, но крайне ин-фекционно и, по моим подсчетам, в среднем в тринадцать раз превышали суточную норму на душу населения.

Свобода. Никаких взаимообязанностей у них не было и в помине, они этого не понимали. Никаких оценок друг другу не выставляли — вот все, что можно сообщить по этому пункту.

Интерес. «Как себя чувствуешь?», «Как дела?», «Что у те-

280

бя нового?» — подобных вопросов друг другу не задавали. Будь он хоть за тридевять земель, она всегда знала, в ка­ком он настроении, по изменению своего, а он понимал ее намерения по своим новым мыслям. Интерес друг к другу для них был интересом к Вселенной, границ не существо­вало.

Игра. Всю жизнь, жадно, как дети.

Когда она была молодой учительницей и теряла терпе­ние с каким-нибудь обормотом, то часто просила его по­сле краткого описания сыграть этого обормота — лич­ность актера и персонажа, как правило, совпадали. Меня­лись ролями, выходило еще забавнее. Ученики часто хо­дили к ним в дом, устраивали спектакли...

У них гостило все человечество, а кого не хватало, при­думывали. К ста пятидесяти семи играм Гаргантюа еще в юности добавили сто пятьдесят восемь собственных.

Они играли:

в Сезам-Откройся,

в Принца-Нищенку,

в кошки-мышки,

в Черных Собак,

в Соловья Разбойника,

в черт-возьми,

в рожки-да-ножки,

в катись-яблочко,

в Дон Кихота и Дульцинею Тобосскую, нечаянно вы­шедшую замуж за Санчо Пансу,

в каштан-из-огня,

в не-сотвори-кумира,

в абракадабру,

в Тристан-Изольду,

в обмен душами,

в Ужасных Родителей Несчастных Детей — и наоборот, переставляя эпитеты,

в задуй-свечку...

Они ссорились:

как кошка с собакой,

как Иван Иваныч с Иваном Никифоровичем,

как мужчина с мужчиной,

как женщина с женщиной,

как Буратино с еще одним Буратино,

как два червяка, как три червяка, как четыре, пять, шесть, семь червяков, только что прибывших из Страны Чудес,

281

как два носорога, считающих себя людьми,

как Ромео с Джульеттой в коммунальной квартире,

как двое на качелях,

как двое в одной лодке, считающие себя собаками, кото­рые считают себя людьми,

как два дебила, заведующих одной кафедрой,

как два психиатра, ставящие друг другу диагнозы...

И тому подобное, и так далее, а ссориться как муж и же­на им было некогда. (.)

КАК ПОПРОСИТЬ ПРИНЕСТИ ВОДЫ

«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая не­счастливая семья несчастлива по-своему...» Видимо, со времен Льва Толстого, когда он писал это в «Анне Карени­ной», что-то перевернулось. Сколько ни вглядываюсь, ви­жу обратное: непохожесть счастья, совершеннейшую его своеобычность от случая к случаю, неповторимость, рав­ную гениальности, — и стереотипность несчастья. Клише. Несчастливые семьи излучают, сдается мне, одну и ту же волну, одинаково пахнут. Если навести лупу, можно, ко­нечно, в каждой грустно-стандартной истории отыскать уйму диковин; или заметить и невооруженным глазом не­тривиальность кое-каких извилин; бывают и феноменаль­ные казусы. Но в основном потрясающее единообразие, типовых вариантов не многим больше, чем в бюллетене по обмену жилплощади.