|
• Моя дочка умерла от рака в шесть лет. Священник сказал, что горевать – это проявлять эгоизм, потому что ей хорошо, она у Бога. Этот священник очень умный и образованный человек. Но он сказал жестокую вещь. Из-за этого я возненавидела его, возненавидела церковь, возненавидела Бога. Я до сих пор ненавижу священника. Не хожу в церковь. И разбираюсь со своим отношением к Богу. Как это возможно – стыдить человека за то, что он горюет о смерти ребенка?! Никакая ряса, никакой сан не дают такого права. Вы можете себе представить, сколько лет мне потребовалось, чтобы преодолеть стыд и начать горевать? Теперь мне это позволено. И в каком-то смысле я буду горевать всегда. Священник воспользовался своим положением и сказал ужасную, кошмарно несправедливую вещь. • Когда у моего сына впервые обнаружили отит, педиатр сказал: «Ну, что делать будем? Вам придется выбирать – карьера или слух ребенка». Только доктор может чувствовать себя вправе такое ляпнуть. Я спросила его, ходят ли его дети в садик. Он ответил: «Мои дети не пришли в поликлинику с отитом». Возмущает то, что они себя ставят выше других и при этом ты полностью от них зависишь. • Когда я решила все-таки закончить школу, мне было пятьдесят восемь. Я не умела отправлять имейл и пользоваться компьютером. Когда я последний раз была в школе, кассета казалась революционным изобретением. Я догадывалась, что будет страшно, но когда я нахожусь в классе, то превращаюсь в полную идиотку. Когда я хочу задать вопрос или как-то высказаться, я просто вся трясусь. Не из-за других учеников, а из-за молодых преподавателей. Они меня крайне напрягают. Некоторые даже моложе моих детей. Так противно чувствовать себя дурой перед ними. Третье преимущество «авторитетов» – их презумпция объективности. Большинство подобных профессионалов действительно проходили разного рода тренинги на объективность, но достижима ли она в самом деле – спорный вопрос, который постоянно обсуждается. Некоторых учат, что объективность возможна, их обучают, чтобы они, работая с клиентами или пациентами, могли заменять свои личные «линзы» профессиональными. Других, например меня, вразумляют, что чистая объективность недостижима и что никто не может полностью отбросить свою собственную точку зрения. Вместо этого мы стараемся познать наши пристрастия и помнить о личном опыте, чтобы иметь возможность оценить его влияние на отношения с клиентами. Мы считаем, что это самый этичный способ работы с людьми. По моему опыту, наиболее серьезная угроза объективности состоит именно в том, чтобы верить в существование «чистой объективности», «непредвзятости», «беспристрастия». Я больше доверяю тем, кто ставит объективность под сомнение, тем, кто верит, что люди, ценности и переживания влияют на наши исследования и практику. — 86 —
|