|
А теперь снова вернемся к истории с печеньем. Я хотела быть хорошей матерью, хотела, чтобы меня воспринимали как хорошую мать. И когда кто-то мне что-то говорит или когда я делаю или чувствую что-то, что угрожает моему статусу «хорошей мамы», включается стыд. Теперь, когда стыд по этому поводу захлестывает меня, я не удивляюсь. Я и сейчас могу ощущать боль, смущение, страх и осуждение, но у меня достаточно информации, чтобы среагировать чуть быстрее, чем если бы я не сознавала своей уязвимости, если бы я не знала, что материнство – моя «кнопка» стыда. Когда мы переживаем стыд, мы часто чувствуем смущение, страх и осуждение людей. Поэтому нам трудно достичь осознания и взвесить варианты поведения. Мы как будто в тумане. Так стыд делает нас бессильными. После разговора с учительницей Эллен я знала, что мне нужно поговорить с кем-нибудь из моего ближнего круга, но все же позвонить было трудно. Вот еще четыре женских взгляда на важность познания своих «кнопок», или осознания уязвимых мест. • Я хожу к психотерапевту три-четыре раза в год – каждый раз после посещения родителей. Знаю, они любят меня, но они стыдят и осуждают меня за то, что я толстая и не замужем. Езжу к ним и для себя, и для них. К терапевту потом хожу – только ради себя. • Я поняла одну вещь: нельзя говорить о деньгах в присутствии свекрови. Когда она беспокоится о нас с мужем, то сразу начинает стыдить нас, что мы слишком много тратим. У меня ушло несколько лет на то, чтобы понять это, но теперь совсем другое дело: мы не ссоримся, и я не избегаю ее как чумы. • На второй год безрезультатных попыток забеременеть я наконец осознала, что не могу ходить на предродильные вечеринки[3]. Когда тебе чуть за тридцать, такое ощущение, что эти вечеринки происходят каждые выходные. Я поняла, что выгляжу там идиоткой. Все время разглагольствую о том, как прекрасна бездетная свобода, сколько в ней возможностей, задаю бестактные вопросы об ужасах родов. Про то, что мы пытались зачать, знала только моя лучшая подруга. После одной особенно неприятной вечеринки она заявила мне, что я была «злобной и не похожей на себя». Она спросила, нет ли у меня проблем с зачатием. Когда до меня дошло, почему я так себя веду, у меня был настоящий нервный срыв. Подруга поддержала меня. Она помогла мне понять, что мне совсем не обязательно ходить на такого рода мероприятия. • Через несколько лет после смерти мужа я начала встречаться с человеком из нашего клуба по домино. Мы проводили время вместе уже примерно полгода, и я решила задать вопрос о сексе. Конечно, не про «цветочки и пчелок». Раз у меня есть дочь, очевидно, какое-то представление о сексе у меня есть. Дело вот в чем: дочь просвещает старшеклассников по вопросам здоровья, и я однажды слышала, как она рассказывала о СПИДе. А моему другу несколько лет назад переливали кровь, и я хотела знать, каковы риски. Я села с ней рядом, начала задавать вопросы, и вдруг она сказала: «Мам, ты что, издеваешься? Это отвратительно! Больше не говори со мной об этом!» Я была просто убита наповал. «Что значит – отвратительно?» – спросила я. Она ответила, что отвратительно даже думать о сексе в моем возрасте. До той минуты я о нем особо и не думала. Я полагала, что это обычное дело. Я полагала, что поступаю хорошо, задавая правильные вопросы. Когда она такое выдала, когда назвала меня отвратительной, это было страшное унижение. Я напрочь потеряла уверенность в себе. просто, так сказать, выпала в осадок. Я подумала: «О чем я думаю? Что я делаю?» Но я знаю, что дочка способна меня спровоцировать. Она любит показать, что она святее папы римского, – вся в отца. К счастью, у меня есть хорошие подруги. Я поговорила с ними, и они помогли мне вернуться к правильному пониманию вещей. Я продолжила поступать в соответствии со своими желаниями, но дочери уже ни о чем не рассказываю. Веду политику «не спрашивай, не отвечай». — 60 —
|