|
111 отъезда и связанного с ним перерыва в терапии, и предложил обсудить данную проблему, полагая, что это позволит участникам группы совладать со своим гневом. Марион сказала, что она чувствует себя везде посторонней, даже дома и часто замечала, что становится особенно агрессивной, когда испытывает к кому-нибудь нежные чувства. Она добавила, что родители и бабушка ее не понимают, однако она не потеряла надежду встретить человека, который сможет ее понять. В школе у нее была любимая учительница. Однажды она дала классу задание — написать сочинение на свободную тему, и Марион написала о себе. Она испытала сильное разочарование, когда увидела, что любимая учительница исправила в ее сочинении несколько грамматических ошибок и не обратила никакого внимания на содержание. После этого Марион разуверилась в людях и почувствовала, что она никому не нужна. На девятнадцатом сеансе разрыдалась Эльке. Ее новый друг, которого она очень любила и ценила, предпочитал других женщин. На последнем сеансе перед моим летним отпуском Эльке угостила пациентов тыквенными семечками, которые все жевали, обсуждая такде темы, как смущение, катастрофы (Эльке), неудобство (Ганс), крушения (Ульрих) и лицемерие (Гудрун). После перерыва курс групповой терапии возобновился, однако на первом сеансе присутствовало лишь четверо пациентов — Эльке, Ганс, Эрвин и Вилли. Ганс рассказал о своем сновидении. Ему приснилось, что его кастрировал врач. Эрвин пожаловался на мать, которая решала все за него. Пациенты выглядели подавленными до тех пор, пока моя интерпретация не прояснила положение. Я истолковал подавленное настроение пациентов как результат страха независимости, за которым скрывается желание независимости. Характерной особен- 112 ностью группового процесса явилось то, что активизация позитивных тенденций, вызывавшая у пациентов доверие, надежду и уверенность, сопровождалась взрывом деструктивности. Например, стоило Гудрун на двадцать четвертом сеансе сказать, 4то она уверена в успехе терапии, как Марион заявила, что ей ничего не помогает. Несмотря на четырехнедельную разлуку, пациенты смогли в конце концов собраться вместе, включая Ингеборг. Я заметил, что некоторые из них «держались» друг за друга, например Эрвин и Вилли, Эльфрида и Марион, иначе говоря, сформировали подгруппы, которые были призваны защитить их от возросшей деструктивности. Чувства, переполнявшие пациентов, ярко характеризует сновидение Вилли. Ему приснилась корова, которую ведут на бойню. Затем он разглядел, что это теленок, из головы которого торчит рукоять ножа. Марион полагала, что я стараюсь морально уничтожить пациентов. Кроме того, она сказала, что если бы забеременела, то ни в коем случае не сохранила бы ребенка, потому что, как она выразилась, «людям, которые не могут нормально воспитывать детей, не стоит их иметь». Слова Марион и сновидение Вилли недвусмысленно намекали на состояние пациентов, которые полагали, что я не просто бросил их на произвол судьбы, но и злоупотребляю их доверием. Принимая во внимание недавний перерыв в групповой терапии, я интерпретировал состояние пациентов как новую усиленную вариацию на тему пережитых в прежние годы лишений и жестокого обращения. Через некоторое время Марион показалось, что она стала объектом политической травли. Она обвинила пациентов и меня в неспособности оказать ей ощутимую поддержку и помощь и с головой погрузилась в политическую деятельность. Приблизительно в это же время Вилли, описывая свои — 59 —
|