|
Столь же справедливо искать основу событий в общем накоплении агрессии и насилия в регионе (объяснение пятое). Во-первых, сами турки-месхетинцы являются жертвами насилия, депортации 45-летней давности и последующих запретов на возвращение на родину. Во-вторых, среднеазиатские народы (в данном случае узбеки) получили огромные заряды насилия в 20–30-е годы, в период борьбы с басмачеством, коллективизации, уничтожения национальных кадров и интеллигенции, и совсем недавно — при создании «хлопковых империй» и подземных тюрем. В-третьих, нынешнее молодое поколение среднеазиатских мужчин получает дополнительный заряд агрессии, проходя через армию, где солдаты-среднеазиаты являются наиболее частым объектом насилия. Наконец в-четвертых, Средняя Азия — район, наиболее приближенный к Афганистану в территориальном, культурном и национальном отношении. И десятилетняя война, привнесшая огромный заряд насилия в наше общество, именно здесь должна была получить наибольшее отражение по сравнению с другими частями государства. Применима к событиям и концепция национализма Э. Геллнера (объяснение шестое). Турки-месхетинцы оказались жертвой возбужденного национального чувства, трагическим символом недовольства набирающей силу молодой нации. Вспомним, что погромы и убийства происходили не в глухих кишлаках, а в городах и рабочих поселках, где для выявления будущих жертв использовались домовые книги и избирательные списки. Банды погромщиков имели рации и личные автомобили; словом, были не темной крестьянской массой, а гражданами индустриального общества. Такими же в массе современными горожанами были и погромщики в Сумгаите, как и участники последних столкновений в Казахстане, Южной Осетии или Молдавии. Что же касается «перехода в XXI век» (объяснение седьмое), то ясно, что от общества, живущего в нынешних условиях Узбекистана и конкретно Ферганской долины, такой переход потребует огромных мук и усилий. Хлопковой монокультуре, байскому социализму, гигантской детской смертности, отравленной химикалиями окружающей среде трудно найти место в цивилизации XXI века. Для перехода в XXI век вся эта система должна с муками отмереть; это понимают все, в том числе и жители Узбекистана. Как видно, в конкретной национальной ситуации поиск объяснения столь же зависит от нашей позиции. Карабах и Абхазия, Эстония и Молдавия, судьба крымских татар или русская национальная идея ставят нас перед той же проблемой выбора. И всюду равно возможны и возникают одновременно авторитарные и либеральные интерпретации, демократические и консервативные точки зрения, позиции на основе преимуществ «единой и неделимой» или подлинного конфедерализма. — 151 —
|