|
Двое мужчин слушают историю, которую повествует им третий человек, которого нет на снимке. Юноша пристально вглядывается в рассказчика, очень внимательно слушая его, а пожилой человек смотрит на юношу, стремясь уловить его выражение лица и реакцию, вызванную рассказом. Возможно, ему уже известно его содержание. Может, это говорит жена старика, а он, заранее зная, о чем пойдет речь, ожидает реакции юноши. Мои мысленные комментарии к рассказу Беатрис: здесь вновь основное действующее лицо остается "за кадром" — вне пределов съемочной площадки, за кулисами, и к нему отсутствует непосредственный доступ. Кроме того, следует отметить любопытную привычку Беатрис искать ответы и ключи к пониманию ситуации в выражении лиц людей; ощущается также некоторое чувство растерянности и неуверенности в том, каковы общепринятые стандарты. Этот рассказ подтверждает прежний вывод об окольном, искаженном и отклоняющемся характере ее стиля восприятия действительности. Во время нашей третьей встречи, состоявшейся через полгода после предыдущей, Беатрис, наконец, вручила мне свою автобиографию, ключевыми переживаниями которой были горечь и ожесточение. Далее она приводится дословно, за исключением разве что нескольких слов. Мое раннее детство проходило прекрасно, я росла на окраине города, в жилом районе, который в те времена считался относительно безопасным. Подобно большинству детей, я обладала верой в себя. Начиная с 10 лет, мои воспоминания становятся особенно отчетливыми и острыми. Именно тогда я каким-то образом пришла к убеждению, что мои родители рано или поздно разведутся. Поэтому мне нравилось читать книги о брошенных детях разведенных родителей. Когда я об этих мыслях рассказала маме, то она заверила, что они с папой вовсе и не собираются расставаться. Ну, а через три года она все-таки оставила отца. В возрасте десяти лет, как бы очнувшись ото сна, я вплотную столкнулась с ужасами мира. Волшебная невинность детства покинула меня, и я с головой погрузилась в пучину оборотной стороны жизни. Я поняла, что никоим образом не защищена от чудовищной боли, и прекрасно отдавала себе отчет в том, что моя семья вскоре разрушится, и поэтому первой стала отстраняться от нее. К тому времени, когда мама с папой перестали скрывать свои истинные намерения, я уже настолько отдалилась от них, что их развод не произвел на меня практически никакого впечатления. Мой старший брат сильно переживал, плакал, а мне казалось, что он просто проявляет слабость. Я сохраняла близость лишь с друзьями, совершенно не рассчитывая на способность семьи поддержать меня. — 110 —
|