Деструктивные психотехники

После второго семинара я решил переехать в дом, где жила община мунистов. Я хотел жить в группе единомышленников, ве­сти образ жизни, угодный Богу, и изучать Божественный Прин­цип. Я считал, что только после этого смогу принять окончатель­ное решение и посвятить жизнь Служению.

Сейчас я понимаю, почему на меня произвел такое большое впечатление руководитель общины. Он обладал качествами, ко­торых не было у моего отца. Он был ясновидящим и занимал высокое положение. Мой отец, бизнесмен, постоянно повторял мне, что ни одна личность не в состоянии изменить этот мир. А руководитель утверждал, что даже один человек — это сила, спо­собная переделать мир. Мой отец, очень искренний и откровен­ный человек, никогда не отличался ни религиозностью, ни осо­бой эмоциональностью, а руководитель был очень религиозным и экспрессивным человеком. Я просто позволил ему занять мес­то отца. Силу и харизму, которую я безуспешно искал в отце, я нашел в этом человеке, который успешно мной манипулировал. Он сделал меня одним из своих непосредственных учеников и внимательно следил за моими успехами. Если раньше я не любил «коллективизм» и всячески избегал группового общения, то сей­час я почувствовал особую прелесть «единомыслия».

На групповых сессиях нам внушали, что Мун - мессия, поэто­му никто не ставил под сомнение его божественный дар.

Мунисты умели обрабатывать учеников, превращая их в пре­данных, самоотверженных и дисциплинированных роботов, ко-

172

торые не должны сомневаться, анализировать или обсуждать при­казы. Как и остальные члены секты, я стремился неукоснительно выполнять приказы руководства, подавляя «истинную личность» в угоду новому «я». Мной блестяще манипулировали, а я мани­пулировал другими людьми, и все это делалось «во имя» и «име­нем» Бога.

Три месяца после вступления в ЦО я изучал методику препо­давания «Божественного Принципа» на вводных лекциях для но­вичков. За это время я завербовал двух людей, ставших моими «духовными детьми». Мне велели бросить институт, работу в ресторане и переехать в загородный центр. Теперь я все время ходил в костюме с галстуком и коротко стригся. По требованию руководства я выполнил сорокадневный «обет», добровольно обязуясь не общаться с семьей и друзьями ни лично, ни по теле­фону. Мне велели принести в жертву «Исаака». Так мунисты на­зывали то, чем дорожил человек до вступления в секту. Моим «Исааком» была поэзия. Я разорвал и выкинул все свои сочине­ния, четыре сотни исписанных страниц.