Как и почему лгут дети? Психология детской лжи

"Аптечкой" у нас почему-то называлась полутемная проходная комната около уборной и кухни. На маленьком оконце стояли пыльные склянки и бутылки. Вероятно, это и породило кличку.

В одном из углов "аптечки" была маленькая скамеечка, известная под названием "скамьи подсудимых". Дело в том, что папа-доктор считал стояние детей в углу негигиеничным и не ставил нас в угол, а сажал» (Кассиль, 2005, с. 125). Это – великолепное описание скандала, данное Л. Кассилем в автобиографической повести «Кондуит и Швамбрания». Самым замечательным в этом описании является то, что папа – доктор, а потому наказывает детей «по-научному», почему-то совсем не учитывая собственное «антинаучное» поведение: он обрушился на своих малолетних сыновей, обвиняя их в варварстве и вандализме за то, что они играли его новой шахматной королевой и нечаянно ее потеряли.

Игра шахматными фигурами будит фантазию. Это сейчас дети имеют бесконечное количество маленьких готовых фигурок. После войны у нас было два любимых развлечения: мы наряжали летом в лепестки спички, а в другое время года строили на шахматной доске дома, в которых жили шахматные фигуры, такие разнообразные и загадочные, что могли играть роль любого задуманного персонажа.

Мы уже знаем, что дети познают мир, совершая ошибки. Если за ошибками будет следовать наказание, у ребенка останутся лишь две возможности: не делать ошибок или делать ошибки и лгать. Не делать ошибок означает отказаться от познания мира и полностью положиться в его освоении на взрослых. Такие дети обычно исполнительны, они могут сидеть в углу, дожидаясь указаний взрослых, но от них нельзя ждать творческих действий.

Вторая возможность связана с совершенствованием умения лгать. Чем страшнее наказание, тем сложнее и изощреннее будет ложь. Сперва это будет грубая и простая выдумка, которая станет эффективно развиваться по мере роста интеллектуальных способностей ребенка.

Широко распространена ложь, связанная со сломанными игрушками. Родители наивно думают, что, получив красивую дорогую игрушку, ребенок будет относиться к ней так же бережно, как они сами относятся к дорогим вещам (вспомним процитированного выше папу-врача). Но для ребенка ценность игрушки измеряется не деньгами, а возможностью трансформироваться вслед за фантазией в игре. Поэтому ребенок быстро разбирает на части подарок, а затем включает в игру, густо измазав лакированные части пластилином или другим подручным материалом.

Я помню, как в детстве мне хотелось иметь куклу, у которой бы расчесывались волосы. Я сорвала с моей любимой куклы ее прекрасную белокурую прическу и приклеила, как могла, паклю. Какое удовольствие было регулярно расчесывать и заплетать паклю и играть с куклой, у которой появилась полезная функция. Наверное, для взрослых преображение выглядело чудовищным и безвкусным. Но меня за это никто не ругал. И я благодарна родителям, что, даря игрушку, они потом бдительно не следили за ее превращениями. Если ребенка наказывать за то, что он разобрал игрушку, он все равно будет ее разбирать, только ему придется научиться обманывать. В этом случае родителям следует помнить слова Гегеля о том, что «лучшее, что может ребенок сделать с игрушкой, – это сломать ее». В этих словах много мудрости. Покупая дорогую машину, родитель приобретает определенную функцию. Получая игрушку, ребенок учится обнаруживать функции, а это невозможно осуществить, предварительно не разобрав подарок.