Я хорошо помню всю ситуацию: чувство стыда, ужаса, отчаяния, но в то же время могу посмотреть на нее более объективно. Ибо в качестве психолога мне не раз доводилось наблюдать такую же ситуацию: заторможенный, тяжело больной пациент, сидит перед тобой и разговаривает, а затем внезапно, без какой-либо причины или повода, совершенно некстати выпаливает какой-то вопрос, в котором отсутствует всякая логика, умолкает, а затем так же немотивированно, ничего не объясняя, покидает помещение. Больным людям свойственно иногда так себя вести, и мы можем простить им это, потому что знаем: болезнь иногда заставляет людей совершать бессвязные и нелогичные поступки. Но в тот летний день я сама была пациенткой, и поэтому знаю, что в моем поступке была своя логика, и он не был беспричинным, только эту причину нелегко было разглядеть со стороны. Я задала глупый вопрос, но не настолько глупый, как показалось нашей уборщице. Одна из трудностей, которую переживает человек во время психоза, состоит в том, что ему изменяет голова. Попав в трудное положение, мы обыкновенно полагаемся на то, что разум, наши коммуникативные навыки и знание жизни помогут нам выйти из этого затруднения. Но, когда я страдала психозом, мои проблемы в основном были связаны с головой, и обычный способ их разрешения не всегда был мне доступен. Искаженные представления, хаос в мыслях, галлюцинации и обман чувств делали окружающий мир запутанным и страшным. В таких условиях сложные стратегии пропадали, и оставались только простые. Тот случай объясняется тем, что у уборщицы была дочка, которая некоторое время работала в отделении. Дочка была очень похожа на одного моего прежнего доктора, и из этого моя голова построила связи, которые в тот момент представлялись мне разумными. Одна ситуация. И две совершенно различные картины. На одной перед нами предстает больная пациентка, совершающая нелогичные и бессмысленные поступки по причине своей болезни. На другой мы видим запутавшуюся девочку, пытающуюся обратиться за помощью со своей проблемой, она мучительно старается осмыслить происходящее и с трудом подыскивает слова, чтобы понятно выразить свою просьбу. Обе картины одинаково правдиво отражают действительность, но не одинаково пригодны для использования. Мы знаем, что лица, страдающие психозами, испытывают затруднения с логическим мышлением, классифицированием и чувственными восприятиями, и пользуемся этой информацией для объяснения таких явлений, которые противоречат привычным нормам поведения, а иногда для того, чтобы просто от них отмахнуться. Но мы часто забываем использовать эти знания для того, чтобы получше понять происходящее, и для того, чтобы напомнить себе о том, что средства выражения искажаются под влиянием болезни, и если мы хотим понять содержание сообщения, нам необходимо приложить дополнительные усилия. Я помню, как слышала потом в тот день, как уборщица рассказывала одной из сиделок, что Арнхильд спрашивала у нее: «Ты врач?» «Я и не знала, что у нее в голове творится такая путаница», — закончила женщина свой рассказ. Вообще, то, что у меня в голове — путаница, не было новостью, и в этом не было ничего неожиданного — во всех моих бумагах было записан мой диагноз — «хроническая шизофрения». Новая информация заключалась в том, что я спрашивала о враче. Но никто меня ни разу не спросил, почему я о нем спрашивала и не понадобился ли мне зачем-то врач. Все внимание было обращено на форму, которая подтверждала тот общеизвестный факт, что я больна. О содержании послания было забыто. Легко, увлекшись внешней формой, забыть о главном. Но главное ведь не в том, как что-то сказано, главное — это содержание. — 90 —
|