Бесполезен как роза

В системе психиатрического здравоохранения существует множество правил. В условиях, когда люди подолгу вынуждены сосуществовать в ограниченном пространстве, правила имеют важное практическое значение, это известно всем, кому приходилось жить в жилищном товариществе. Но для того чтобы им было хорошо вместе, чтобы они чувствовали себя уверенно и спокойно, правилами нужно пользоваться разумно, они должны быть понятными, справедливыми, целесообразными и не слишком детально расписаны. Это тоже знают все, кто жил в жилищном товариществе или на психиатрическом отделении.

В одном из отделений, в которых мне довелось лежать, был запрещен прием пищи в неположенные для этого часы. Как-то в очень жаркий летний день мы находились в общей гостиной втроем: сиделка, мальчик-подросток и я. Отделение было закрытое, окна не открывались, а так как дежурных не хватало, мы не могли выйти на прогулку. Жара стояла изнуряющая, и мальчик стал просить, чтобы ему дали стакан воды. Но ему было отказано: если ты, дескать, хочешь пить, так поди попей в туалете из-под крана, потому что в неположенные часы запрещено принимать пищу. Но мальчик не отставал: ведь он же просил не есть, а пить — попить из стакана, да еще, чтобы вода была со льдом. Но нет! В неположенное время нельзя пить из стакана, да тем более еще и со льдом — разве он забыл, что ему нужно сбрасывать вес? Мальчик был младше меня и очень болен, так что он сдался перед такими аргументами, хотя и поныл еще. Я ничего на это не сказала, так как в ту неделю я вообще не разговаривала, но про себя рассердилась. Правила — правилами, но ведь нехорошо так врать! Всему есть какой-то предел, и нельзя пользоваться любыми доводами для отговорок, чтобы только тебе не вставать с дивана, тем более, когда ты на работе! Конечно же, дело тут было не только в правилах, но и в ее лени. Но камнем преткновения все же стали правила. В ее власти было принимать решения, толковать смысл правил, она устанавливала порядок и определяла, что правильно. Она могла принудить нас к повиновению, но не к согласию. Ибо нелогичные или просто глупые правила не вызывают к себе уважения. Они вызывают чувство униженности, бессилия и презрение.

Хорошие же правила, напротив, дают ощущение надежности. Жить в отделениях, где постоянно появлялись все новые люди, имевшие право распоряжаться мною, порой бывало тяжело. Некоторые были чересчур педантичны в соблюдении правил, и это раздражало и вызывало фрустрацию, другие же допускали слишком много вольностей, и тогда все погружалось в смутную неопределенность. Я знала, что не всегда могу полностью себя контролировать, что мною начинали управлять голоса, и тогда я переставала понимать понятные, казалось бы, вещи. Иногда мне бывало очень страшно при заместителях и временных помощниках, которые от излишнего рвения «проявить хорошее отношение» или «приучать пациентов к самостоятельности, передавая им ответственность за их поступки», позволяли мне делать какие-то вещи, с которыми я была совершенно не в состоянии справиться. Нет ничего хорошего в том, чтобы позволить шестилетнему ребенку управлять машиной. Как бы он к этому ни стремился, все равно это смертельно опасно, и делать это — значит поступать безответственно. Выпустить меня одну, чтобы я «погуляла сама», тоже было не всегда хорошо, тем более, что мне вообще было не разрешено выходить без сопровождения и я сама никого об этом не просила. Разумеется, я отправлялась гулять, чтобы голоса не подумали, что я добровольно отказалась воспользоваться представившейся возможностью, и, разумеется, ударялась в бега. Целую ночь одна на улице, легко одетая, перепуганная, помешанная и неспособная принимать правильные решения! Меня разыскала полиция и доставила обратно в больницу: не потому что я что-то там натворила, а потому что от отделения поступило заявление о том, что я пропала. Все говорили, что я сбежала. Мои заверения, что одна из сиделок «сама отпустила меня погулять», вызвали не больше доверия, чем мое обычное: «Капитан сказал…». Да это и не имело значения. Она просто хотела «проявить хорошее отношение» и наверняка сама испугалась, когда все обернулось так плохо. В этом я могу ее понять. Однако я хорошо помню, какую смуту, при моей тогдашней зависимости от внешних рамок, ограничивающих мою свободу, я переживала, когда эти рамки неожиданно нарушались и возникала путаница, внесенная неуместным стремлением «проявить доброе отношение».