Оба взрывались из-за каждой мелочи. Любое мое замечание использовалось лишь для того, чтобы вновь отвоевать свое превосходство или обвинить меня в пристрастии. Тогда я невольно сравнил мое раздражение и мое становившееся все более отчетливым бессилие вставить в разговор хотя бы одно разумное слово с положением их сына. Я предположил вслух, что он, вероятнее всего, чувствует себя так же[118]. Мои слова оказали действие холодного душа. Родители замолчали. Они вдруг увидели то, чего до сих пор видеть не могли или не желали. Чаще всего этого бывает достаточно для возвращения возможности спокойного разговора о родительской ответственности, которую мать и отец могли бы делить друг с другом. К сожалению, здесь ничего подобного не произошло. «Именно это я и говорю ему постоянно!» – ожила мать после короткой паузы. «А кто в этом виноват?» – парировал отец, и ссора разгорелась заново. Я резко прервал их вопросом, считают ли они, что от подобных «бесед» может быть какая-либо польза, на что оба, все еще пребывая в ярости, но уже ощутимо стихая, покачали головами – «нет!». Тогда я предложил им использовать возможность раздельной консультации, объяснив, почему это может принести больше пользы. «Во всяком случае, – добавил я, – хотя это и единственное подходящее решение в данной ситуации, но будет жаль, если вы потом откажетесь от общего разговора, к которому вы в принципе были готовы!». Я сказал им, что если даже такое и произойдет, то это еще не значит, что любой конструктивный разговор друг с другом станет невозможен. «Вся проблема, скорее всего, в том, что вам следовало бы вначале серьезно заняться тем, что вас волнует в настоящий момент больше всего: своими проблемами друг с другом. Если вы согласны, я порекомендую вам мою коллегу, семейного психотерапевта, которая занимается именно такими проблемами». Одновременно мы все же назначили время новой встречи (через восемь недель) для продолжения консультации. Согласно «принципу верности» это не означало, что я «отделался» от данного случая. Напротив, я надеялся, что через некоторое время при помощи семейной терапии нам удастся достигнуть настоящего успеха. Через день мне позвонила мать и сказала, что, независимо от семейной терапии, ей хотелось бы прибегнуть к личной консультации, поскольку она видела, что у нее проблемы не только с поведением отца, но и с самим ребенком. Но, поскольку я уже предоставил себя в распоряжение пары, я порекомендовал матери мою коллегу из психоаналитически-педагогического общества. Теперь мои надежды на то, что общие устремления родителей приведут к благоприятным изменениям по отношению к ребенку, достаточно укрепились. — 121 —
|