Запрещенный Сталин

Вот несколько примеров:

Правительство СССР принимает решения, что является его верховным правом, либо в форме судебных постановлений и при­говоров, либо в форме законов, изменяющих обычные каратель­ные меры. В некоторых случаях вопросы или лица, которых это касается, представляют или приобретают всеобщий интерес и значение; и в силу той или иной причины иностранное обще­ственное мнение приходит в возбуждение. Было бы легко избе­жать недоразумений. Почему этого не делают?

Вы были правы, энергично подавляя сообщников заговора, жертвой которого явился Киров. Но покарав заговорщиков, со­общите европейской публике и миру об убийственной вине осуж­денных. Вы сослали Виктора Сержа на три года в Оренбург; и это было гораздо менее серьезное дело, но почему допускали, чтобы оно так раздувалось в течение двух лет в общественном мнении Европы. Это писатель, пишущий на французском языке, которого я лично не знаю; но я являюсь другом некоторых из его друзей. Они забрасывают меня вопросами о его ссылке в Оренбург и о том, как, с ним обращаются. Я убежден, что вы действовали, имея серьезные мотивы. Но почему бы с самого начала не огласить их перед французской публикой, которая настаивает на его невинов­ности? Вообще очень опасно в стране дела Дрейфуса и Каласа допускать, чтобы осужденный стал центром всеобщего движения.

Другой случай, совершенно иного характера: недавно был опубликован закон о наказании малолетних преступников стар­ше двенадцати лет. Текст этого закона недостаточно известен; и даже если он известен, он вызывает серьезные сомнения. Полу­чается впечатление, что над этими детьми нависла смертная

казнь. Я хорошо понимаю мотивы, делающие необходимым вну­шить страх безответственным и тем, кто хочет использовать эту безответственность. Но публика не понимает. Ей представляется, что эта угроза осуществляется или что судьи по своему усмотре­нию могут ее осуществить. Это может быть источником очень большого движения протеста. Это нужно немедленно предотвра­тить.

Товарищи, вы меня извините, может быть, я слишком долго говорил и, может быть, возбуждаю вопросы, какие я не должен был бы возбуждать.

Сталин. Нет, нет, пожалуйста. Я очень рад вас слушать, я це­ликом в вашем распоряжении.

Ромен Роллан. Наконец, я перехожу к очень большому акту­альному недоразумению, вызванному вопросом о войне и отно­шению к ней. Этот вопрос давно уже обсуждался во Франции. Несколько лет тому назад я обсуждал с Барбюсом и с моими дру­зьями коммунистами опасность необусловленной кампании про­тив войны. Мне представляется необходимым изучить различные случаи войны, которые могут представиться, и выработать различ­ные положения, которые могут быть приняты в отношении каж­дого случая. Если я правильно понимаю, СССР нуждается в мире, он хочет мира, но его позиция не совпадает с интегральным па­цифизмом. Последний в известных случаях может быть отрече­нием в пользу фашизма, которое в свою очередь может вызвать войну. В этом отношении я не вполне доволен некоторыми ре­золюциями Амстердамского конгресса против войны и фашизма 1932 года, так как его резолюции внушают некоторое сомнение в вопросе о тактике против войны.