В своем изложении я стремился проследить развитие главных мировоззрений западной культуры, особо обращая внимание на имеющую важнейшее значение сферу взаимодействий между философией, религией и наукой. Возможно, высказывание Вирджинии Вульф о великих литературных произведениях можно от­нести и к великим мировоззренческим системам: «Успех шедевров заключается, вероятно, не столько в том, что они лишены недостатков (напротив, мы закры­ваем глаза даже на грубейшие их ошибки), сколько в безграничной убедительности мысли, в совершенстве овладевшей своими возможностями». Я старался представить на своих страницах каждую из дорог, которую удалось преодолеть за­падному мышлению в ходе своей эволюции. Я хотел, чтобы ни одна из множества концепций не получила особого приоритета, включая и современную (каковая сама по себе является множественной и находится в постоянном движении). Вместо этого я старался подойти к каждому мировоззрению так же, как подошел бы к уникальному произведению искусства — пытаясь понять и оценить, ощутить его воздействие на человека, раскрыть его смысл.

Сегодня, как мне кажется, западное мышление претерпевает эпохальные из­менения, значение которых сопоставимо, впрочем, с любым другим таковым в истории нашей цивилизации. Я уверен, мы сможем содействовать этим измене­ниям — в той мере, что отпущена нам историей. Каждый век должен заново запоминать свою историю. Каждое поколение должно вновь изучать и продумывать те идеи, которые сформировали его миропонимание — но уже с высоты преимуществ своего положения. Нам предстоит сделать это, воспользовавшись чрезвычайно сложной перспективой конца XX века, И я надеюсь, что настоящая книга окажется полезной в этом процессе.

Р. Т.

Мир глубок;

и глубже, чем думает день!

Фридрих НИЦШЕ «Так говорил Заратустра»

ВВЕДЕНИЕ

ИССЛЕДОВАНИЕ эволюции западной мысли предъявляет особые требо­вания и к читателю, и к автору, поскольку предполагает выход за рамки наших привычных представлений. Такое исследование требует определенной интеллектуальной гибкости: здесь не обойтись без сопереживаний и без вооб­ражения, склонного к метафизике, без способности взглянуть на мир глаза­ми людей других эпох. В каком-то смысле, мы должны стать tabula rasa («чистой доской»), чтобы вновь увидеть вещи так, как они есть, без чувства превосходства — или лишнего груза предвзятого отношения. Конечно, оста­ется только мечтать о подобной идеальной податливости ума, однако самая важная цель предпринимаемой нами попытки и состоит в стремлении к этому идеалу. Если мы не сможем воспринять и четко — в нужных формули­ровках и без тени снисходительности — выразить представления и верования давным-давно отвергнутые — будь то общепринятое некогда убеждение в том, что Земля является неподвижным центром космоса, или до сих пор со­хранившаяся у западных мыслителей тенденция опираться прежде всего на «мужское» восприятие в олицетворении рода человеческого,— то нам не удастся постигнуть интеллектуальные и культурные основы своей собствен­ной мысли. Постоянная наша задача — сохранять верность историческому материалу так, чтобы заданная нам настоящим временем перспектива обога­щала, а не искажала то множество идей и мировоззрений, которые мы изу­чаем. Важность этой задачи нельзя переоценить, и все же я считаю (почему именно, выяснится в последних главах книги), что именно сегодня при из­вестной гибкости ума и воображения нам легче достичь нашей цели, чем людям любой другой прошлой эпохи.