История западного мышления

Характерным примером перемены в интеллектуальном климате начала XII века явилось развитие школы при августинианском аббатстве Сен-Вик­тор а Париже. Гуго Сен-Викторский, хотя он и придерживался традиции монашеского мистицизма и христианского платонизма, выдвинул однако от­носительно образования радикальный тезис, гласивший, что мирская уче­ность, сосредоточенная на изучении природного мира, составляет необходи­мую основу для более высокого религиозного созерцания и даже мистического экстаза. «Учись всему, и ты поймешь: нет ничего лишнего»,— заявлял Гуго. Целью свободных искусств — тривиума (грамматика, ритори­ка и диалектика) и квадривиума (арифметика, музыка, геометрия и астро­номия) — провозглашалось «восстановление в нас образа Божия». Это новое пристрастие к учености вызвало к жизни знаменитые средневековые «сум­мы» — энциклопедические трактаты, направленные на постижение действи­тельности во всей ее целостности — о чем первым стал писать Гуго2. Имен­но эта концепция образования легла в основу идеи университетов, распространившихся по всей Европе, среди которых главенствующее место занял Парижский Университет (основан ок. 1170 г.). Греческая paideia вновь стала давать плоды, приняв теперь иное обличье.

Таким образом, возрастающий интерес Запада к природному миру и к человеческим способностям этот мир постигать обрел в новом почине конге­ниальную поддержку и был закреплен созданием культурных учреждений. Беспрецедентная опека Церкви над ученостью и воздействие мощных сил, обусловливавших культурный подъем, обусловили коренной сдвиг в фило­софских устоях западного христианского мировоззрения. В лоне средневе­ковой Церкви отвергающая мир христианская философия, выкованная Ав­густином и опирающаяся на Платона, начала уступать место совершенно иному подходу к существованию: схоластика в своей интеллектуальной эволюции изменила направление движения, развернувшись от Платона к Аристотелю.

Этот сдвиг наметился в XII — XIII веках, когда был открыт заново об­ширный корпус сочинений Аристотеля, сохраненных мусульманами и ви­зантийцами, а ныне переведенных на латынь. Эти тексты, включавшие «Метафизику», «Физику» и трактат «О душе», появились в сопровождении ученых арабских комментариев, а вместе с ними возвратились и другие труды греческой науки, в частности, сочинения Птолемея. Неожиданное столкновение Европы с изощренной научной космологией, энциклопеди­ческой по широте и внутренне соразмерной, буквально ошеломило ее, века­ми не имевшую ни малейшего представления об этих идеях. Однако Аристо­телю удалось нанести удар столь сокрушительной силы именно потому, что средневековая духовная культура уже была способна осознать его значение. Его мастерское суммирование научных познаний, его кодификация, его вера в могущество человеческого разума в точности отвечали тем тенденциям рационализма и натурализма, что вновь стали набирать силу на средневеко­вом Западе. Кроме того, философия Аристотеля крайне привлекала тех цер­ковных интеллектуалов, чьи способности к суждению достигли необычайной остроты в результате продолжительной схоластической выучки и закалились в логических диспутах о тонкостях доктрины. Таким образом, в Европе аристотелевские тексты нашли явно восприимчивую аудиторию: вскоре Аристотеля уже называли не иначе как «философ». Этой «перемене ветра»над гладью средневековой мысли суждено было повлечь за собой поистине исторические последствия.