|
"Часто, когда я из дремоты тела пробуждаюсь к самому себе, я вижу поразительную красоту и тогда совершенно твердо верю в свою принадлежность к лучшему и высшему миру, во мне с силой действует прекраснейшая жизнь и я становлюсь единым с Божественным". В мистическом опыте не может быть никакого сомнения, так же как нет сомнения в том, что у каждого мистика в языке, посредством которого он хотел бы сообщить себя, сущностное не высказывается. Мистик погружается в Объемлющее. То, что высказывается, вступает в субъект-объектное разделение, это значит, вступает на путь бесконечного прояснения в сознании, никогда не достигая полноты первоистока. Однако мы можем вести речь только о том, что получает предметную форму. Все остальное носит непосредственный характер. Но то, что оно является имплицитным фоном (Hintergrund) тех философских мыслей, которые мы называем спекулятивными, составляет содержание и смысл этих мыслей. На основании нашего философского удостоверения в Объемлющем мы можем также лучше понять великие учения о бытии, метафизические учения об огне, материи, духе, о мировом процессе и т. д. Ведь ни одно из них на самом деле не было исчерпано предметным знанием, в качестве какового часто понимались и в качестве какового они всегда являются ложными, — но все они были шифровкой бытия, набросанной философами для прояснения себя и бытия исходя из присутствия Объемлющего. Однако очень скоро эти учения об определенном объективном бытии были ошибочно приняты за учения о бытии как таковом. Находясь среди явлений мира, мы начинаем осознавать, что само бытие не может быть дано ни в предмете (который всегда имеет сужающий характер), ни в горизонте нашего мира (который всегда ограничен и предстает как совокупность явлений), но есть только в Объемлющем, которое превышает все предметы и горизонты, превышает субъект-объектное разделение. Когда мы посредством основной философской операции выходим к осознанию Объемлющего, то все перечисленные вначале метафизические учения, все эти мнимые познания бытия рушатся, коль скоро начинают притязать на то, чтобы очередное великое и существенное сущее в мире принять за само бытие. Однако эти учения являются для нас единственно возможным языком, пользуясь которым, мы выходим за пределы всего сущего, всего того, что может быть предметно помыслено, за горизонты мира, за пределы явлений для того, чтобы узреть само бытие. Но все же этой цели мы не достигнем, оставляя мир, разве что в некоммуникабельной мистике. Только в четком предметном знании наше сознание может сохранять ясность. Только в нем сознание, обретая опыт своих границ, может благодаря тому, что ощутимо на границе, получить свое содержание. В таком превосходящем свои пределы мышлении (Dar?ber-hinaus-Denken) мы всегда остаемся одновременно внутри этого акта, остаемся прикованными к явлению, в то время как оно само становится для нас прозрачным. — 16 —
|