Индивидуализм, в свою очередь, неизбежным образом привёл протестантов к рационализму и сенсуализму. Оставшись наедине со своими природными способностями, человек начинает думать: а в чём состоят эти мои способности, делающие моё обособленное «я» не нуждающимся в коллективном «мы»? Конечно, это, во-первых, мой личный разум, умение рассуждать логически и, во-вторых, присущие мне как биологическому существу органы пяти чувств. Этим исчерпывается личное неотъемлемое достояние отдельного «я», и, если это «я» хочет быть автономным существом, оно должно полагаться только на разум и на пять органов чувств. Упование на разум называется рационализмом, а упование на чувства – сенсуализмом. Вместе с антицерковностью и индивидуализмом они образуют те четыре кита, на которых стоит протестант в своём отношении к внешнему миру и во взаимодействии с ним. Однако и Христос им не чужд. Он питает их теми личными доблестями, которые вытекают из почитания Евангелия и его заповедей: скромностью («блаженны нищие духом»), терпением («блаженны плачущие»), любознательностью («блаженны алчущие и жаждущие правды»), стремлением к теоретическому знанию («Дух животворит, плоть не пользует нимало»), упорством и целеустремлённостью («Царство Божие силою берётся, и употребляющие усилие обретают его»). Но вот незадача: в том же Евангелии сказано «Я создам Мою Церковь, и врата ада не одолеют её», а протестанты поставили своей целью именно одолеть Церковь. И ещё куда бы ни шло, если бы это было единственное неприятное для них место в тексте, на авторитетности которого они постоянно настаивают, но таких мест десятки! «Где двое или трое собраны во имя Моё, там и Я посреди них» – фраза, явно требующая соборности, противостоящей индивидуализму. А как быть с третьей главой Евангелия от Иоанна, насквозь пропитанной мистикой, отвергаемой протестантами? Или со словами Христа о том, что хула на Святого Духа не простится человеку ни в этом веке, ни в будущем? Ведь, отрицая силу таинств, протестанты отрицают силу Святого Духа, то есть возводят на Него хулу! А вот завет Христа о совершенно конкретном таинстве, а именно – о причащении, которому протестанты придают чисто психологическое значение как воспоминанию о Тайной Вере: «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Ин. 6, 53). Справедливым и понятным было возмущение Лютера поведением Церкви, стремившейся любыми средствами контролировать все сферы европейской жизни, включая политическую и экономическую. По-человечески понятен и энтузиазм, с которым натерпевшиеся от церковников широкие массы встретили выступление Лютера, сделавшись в считаные годы «протестантами», заявившими, что если Церковь торгует за деньги Святым Духом, то надо обходиться вообще без неё и без Святого Духа. Однако трудно понять другое: как можно совместить рационализм и антицерковность с Евангелием, которое на каждой странице рассказывает о чудесах, и с апостольскими посланиями, главной темой которых являются призывы как зеницу ока сохранять Церковь и быть её верными чадами? — 71 —
|