Христианская цивилизация формировалась иначе. Её ядро было заложено в день Пятидесятницы самим воплощённым Богом в рамках уже имеющегося Государства, не просто сильного, а самого сильного в тогдашнем мире – в Римской империи. Конечно, это была мощнейшая защитная скорлупа, но проблема заключалась в том, что она защищала совсем другое ядро – языческий тип верования. Так в I веке новой эры сложилась уникальная ситуация: внутри огромной по занимаемой территории высокоразвитой цивилизации появилось новое ядро, совершенно несовместимое со старым, ибо одним из главных его признаков было категорическое отрицание любой религии, кроме собственной. Невольно возникает недоумение: почему Христос выбрал для своего Откровения такой неудачный момент и такую неудачную страну? Это недоумение развеивается самой историей, из которой мы знаем о триумфе христианства, перевернувшего мир. Раз этот триумф состоялся, значит, семя, из которого выросло христианство, было брошено в нужное время и в нужное место. И теперь, как следует подумав, мы можем понять, почему Божественный выбор был верным. Сначала поразмыслим о времени. При поверхностном взгляде оно кажется неудачным: всего пару поколений назад Римская республика стала империей, и государство достигло апогея своего могущества – как же можно было вступать в соперничество с язычеством, прикрытым, как щитом, всем этим могуществом? Однако вспомним, чем мы завершили предыдущую беседу: констатацией того факта, что в начале новой эры, то есть как раз тогда, когда на землю сошёл Сын Божий, Рим начал входить в состояние глубокого кризиса. В философии он выразился в замене высокой метафизики филистерской житейской мудростью, в общественной жизни – в увлечении кровавыми зрелищами, свидетельствующими о полном очерствении сердец, в частной жизни – в небывалом возрастании числа с виду ничем не мотивированных самоубийств. Материально империя богатела, а духовно беднела, души становились пустыми, смысл жизни терялся. В блудивших и строивших друг другу козни языческих богов давно уже никто не верил, их пантеон стал откровенным сборищем бесстыдников. Внешне границы государства ещё продолжали раздвигаться (хотя этот процесс сильно замедлился), но никаких перспектив внутреннего развития у нации уже не было. Так что Благая Весть Христа, воспламенившая в сознании чутких людей надежду, оказалась весьма своевременной. Свирепые гонения на христиан, периодически воздвигаемые властями, были всего лишь агонией обречённого языческого мира. А почему евангельская проповедь началась именно в империи, а не за её пределами, где таких гонений могло не быть? Это тоже поддаётся объяснению. Эта проповедь по самой своей сути должна была быть вселенской (по-гречески «кафолической»), ибо истина, принесённая Христом, универсальна, абсолютна и окончательна, то есть равно обращена ко всем народам и племенам. Во Христе «нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужского пола, ни женского» (Гал. 3, 28). А вселенную того времени почти всю заняла Римская империя, обеспечив тем самым для христианского свидетельства единое языковое, правовое и коммуникационное пространство. Если бы апостол Павел не был римским гражданином, дальние путешествия его и его товарищей, о которых сказано «во всю землю изыде вещания их, и в концы вселенныя глаголы их», были бы невозможны. — 44 —
|