|
И <благословеннейший результат>, который готовила великая <дикарская революционная работа, начиная от Реформации вплоть до наших дней>, оказывается просто-напросто ерундой. Только в борьбе противоречий эта работа обещает успокоить ум - она переносит в нас вселенский раздор. Она все растревожила и ничего не исцелила. Она оставляет нас без надежд перед лицом великих вопросов. Разрешенные Христом и учителями Его Церкви для искупленного человечества, пока оно пребывало верным, вопросы эти вот уже скоро четыре века, как вновь вторглись в сердце человека, став пыточными орудиями бесплотных духов. Декарт, или Ангел во плоти Сия вся Тебе дам. Мф4:9 Между веком Аристотеля и веком Декарта вижу я двухтысячелетнюю бездну. В этом всеобщем оцепенении должен был явиться человек, восставивший род людской, давший новые пружины разумению; человек, имевший довольно смелости, чтобы разрушить, и довольно гения, чтобы вновь построить; человек (и проч.). Тома. Похвальное слово Декарту20* I Что открылось Декарту <Я, то есть мой дух>, - сказал он. Он действовал не как Лютер или Руссо - разливая волны чувствительности в душах и безудержную смуту своего сердца, - но соблазняя дух, пленяя разум изгибами мысли и ясностью идей. Надменное, тяжелое, агрессивное лицо, низкий лоб, осторожный, упрямый, отрешенный взгляд, гордая складка землистых губ; странная жизнь - таинственная, скрытная и все же имевшая силу и величие, - от начала до конца Декарт прошел ее с одним намерением, на редкость рано и проницательно поняв, что первое условие интеллектуальной жизни среди людей - скрываться от них; загадочное начало, краткое, как взмах крыла: сон, увиденный в Германии у очага, призывавший его посвятить всю свою жизнь философии ради обновления человечества... От изучения биографии и нравственного облика Декарта нам будет мало пользы. Все дело только в его системе - на ней завязана и судьба его. Здесь я попытаюсь вычленить духовную направленность этой системы, а не дать ее аналитическое исследование. Я обращаюсь к читателям, знакомым с Декартом, в уверенности, что они по ходу дела поймут, какие положения его учения я имею в виду. Итак, я хотел бы, оставив в стороне субъективную примесь, которая у любого философа - а у Декарта, пожалуй, особенно -отвлекает от абсолютного характера идей и ослабляет их ясную достоверность, представить обнаженный, более непосредственный, чем само его оригинальное выражение, образ не столько философии, сколько духа Декарта. — 127 —
|