Тошнота

неприятностей? Или стал размазней за годы праздности в Бувиле? В былые

времена я выбил бы ему все зубы. Я обернулся к Самоучке, который наконец-то

встал. Но он избегал моего взгляда и, понурив голову, побрел к вешалке за

своим пальто. Левой рукой он по-прежнему проводил у себя под носом, словно

пытаясь остановить кровотечение. Но кровь продолжала течь, и я побоялся, как

бы ему не стало плохо. Не глядя ни на кого, он пробормотал:

-- Я хожу сюда много лет...

Но едва я опустил коротышку на пол, тот снова почувствовал себя

хозяином положения...

-- Убирайся вон, -- заявил он Самоучке, -- и чтобы ноги твоей тут не

было, не то тебя выпроводит полиция.

Я нагнал Самоучку на нижних ступеньках лестницы. Мне было неловко, я

мучился его стыдом, я не знал, что ему сказать. Он делал вид, что не

замечает меня. Наконец, вынув носовой платок, он что-то в него сплюнул. Нос

кровоточил уже не так сильно.

-- Давайте зайдем в аптеку, -- неловко предложил я.

Он не ответил. Из читального зала доносился громкий шум. Должно быть,

там все заговорили разом. Женщина пронзительно рассмеялась.

-- Я больше никогда не смогу сюда прийти, -- сказал Самоучка.

Он обернулся и растерянно оглядел лестницу и вход в читальный зал. От

этого движения струйка крови потекла по его шее за воротник. Рот и щеки у

него были перепачканы кровью.

-- Пойдемте, -- сказал я, беря его под локоть.

Он вздрогнул и резко высвободился из моих рук.

-- Оставьте меня!

-- Но я не могу бросить вас одного. Вам надо помочь смыть кровь,

проводить вас к врачу.

-- Оставьте меня, мсье, -- повторял он. -- Пожалуйста, оставьте.

Он был на грани истерики -- я не стал его удерживать. На мгновение лучи

заходящего солнца осветили его удаляющуюся сутулую спину, потом он исчез. На

пороге осталось пятно крови в форме звезды.

Час спустя

Пасмурно, солнце садится, поезд отходит через два часа. Я в последний