Тошнота

библиотекаря, скромный и благонравный молодой человек, которого корсиканец

держит в страхе, медленно привстал из-за своего стола и крикнул: "В чем

дело, Паоли?" Настало секундное замешательство, и я понадеялся было, что на

том дело и кончится. Но корсиканец, должно быть, взглянул на себя со стороны

и почувствовал, что смешон. Распаленный злобой, не зная, что еще сказать

своей бессловесной жертве, он выпрямился во весь свой крохотный рост и с

размаху рассек кулаком пространство. Испуганный Самоучка обернулся. Открыв

рот, он глядел на корсиканца; в глазах его был жуткий страх.

-- Если вы ударите меня, я буду жаловаться, -- выговорил он с натугой.

-- Я ухожу по собственной воле.

Я тоже вскочил, но поздно: корсиканец издал короткий, сладострастный

вопль и вдруг двинул Самоучку кулаком в нос. На мгновение я увидел только

глаза Самоучки, его прекрасные, расширившиеся от боли и стыда глаза, а под

ними рукав и смуглый кулак. Когда корсиканец свой кулак убрал, из носа

Самоучки потекла кровь. Он хотел закрыть лицо руками, но корсиканец ударил

его еще раз, в самый угол рта. Самоучка обмяк на стуле, глядя перед собой

робким и кротким взглядом. Из носа на одежду капала кровь. Правой рукой он

пытался нащупать свой сверток, а левой упорно вытирал кровоточащие ноздри.

-- Я ухожу, -- сказал он, как бы обращаясь к самому себе.

Моя соседка побледнела, глаза у нее сверкали.

-- Так ему и надо, -- сказала она. -- Подлец.

Я весь трясся от гнева. Обогнув стол, я схватил коротышку-корсиканца за

шиворот и поднял на воздух. Он задрыгал ногами. Меня подмывало хватить его

об стол. Он весь посинел и отбивался, пытаясь вцепиться ногтями мне в лицо,

но не мог дотянуться до него своими короткими ручками. Я не произносил ни

слова, но у меня руки чесались расквасить ему морду. Он это понял и

заслонился локтем. Я был доволен, я видел, что он перетрусил.

-- Отстань, гад, -- захрипел он вдруг. -- Ты что, тоже из голубых?

Я по сю пору не понимаю, почему я его выпустил. Испугался