|
Но все-таки в последнее время многое из того, что безусловно принималось и философами и грамматистами как «утверждение», подверглось строгому пересмотру»[8]. Остин указывает несколько обстоятельств, побудивших пересмотреть точку зрения, что все предложения являются описательными и утверждают какие-то факты. Вначале возникло мнение, что утверждение (факта) должно быть верифицируемым (эмпирически проверяемым), из чего следовало, что многие утверждения на поверку оказываются не более чем псевдоутверждениями. Сразу бросалось в глаза, что многие утверждения, несмотря на безупречную грамматическую форму, представляют собой полную бессмыслицу. Обнаруживались все новые и новые разновидности бессмыслицы. Нельзя было примириться с тем, что в нашей речи беспредельно много бессмысленного, поэтому на следующем этапе возник вопрос, стоит ли считать очевидные псевдоутверждения вообще утверждениями? Отсюда недалеко было до вывода, что многие высказывания, похожие на утверждения, вовсе не предназначаются для сообщения или записи прямой информации о фактах или предназначены для этого лишь частично. Например, моральные суждения целиком или полностью направлены на возбуждение чувства, на предписание поведения или определенное воздействие на него. В описательные на первый взгляд утверждения бывают вкраплены совершенно несуразные слова, указывающие вовсе не на какие-то новые особенные свойства описываемой действительности, а на обстоятельства, в которых делается данное утверждение, на оговорки, которыми необходимо его сопроводить, на то, как следует его понимать и т.п. Этот ход мысли постепенно привел к убеждению, что многие традиционные философские сложности были следствием ошибки, а именно: за прямые утверждения о фактах ошибочно принимались такие высказывания, которые либо вообще не имели смысла (на особый, неграмматический манер), либо изначально замысливались не как утверждения о фактах, а как нечто совсем иное. «Мы можем сомневаться в каком-либо из этих взглядов и предложений, можем горько сожалеть об изначальной путанице, в которой потонули философские доктрина и метод, но одно бесспорно, — заключает Остин, — эти взгляды ведут к перевороту в философии. При желании это можно назвать великим и благотворным событием в истории нашей науки, и, возможно, это не будет чрезмерным преувеличением»[9]. Остин оказался прав: новые идеи, касающиеся многообразия употреблений языковых выражений, действительно привели к перевороту в философии языка. Они оказали также существенное воздействие на логику, в которой параллельно с теорией речевых актов складывались логика норм и логика оценок, не сводимые к обычной (классической) логике описательных высказываний[10]. Концепция речевых актов оказала, наконец, серьезное влияние на формирование новой теории аргументации, и прежде всего на трактовку одного из ключевых ее понятий — понятия обоснования. — 14 —
|