Быть может, однако, Вы спросите: почему же тогда мы от природы так склонны делить протяженную субстанцию? Отвечу Вам на это, что количество мыслится двумя способами, а именно: абстрактно или поверхностно, так, как мы с помощью чувств имеем его в воображении (imaginatio), или как субстанция, что возможно только посредством одного разума (intellectus). Поэтому если мы рассматриваем количество так, как оно есть в воображении, — что бывает весьма часто и более легко, — то оно кажется делимым, конечным, составленным из частей и множественным. Если же мы рассмотрим количество так, как оно есть в разуме, перцепируя (воспринимая) этот предмет так, как он есть в себе, — что дается весьма трудно, — то, как я (если память мне не изменяет) 54 доказывал Вам раньше, оно окажется бесконечным, неделимым и единственным. Затем из того, что мы можем произвольно определять длительность и количество (в том случае, когда количество мы мыслим абстрагированным от субстанции, а длительность отделяем от того способа, каким она проистекает от вечных вещей), происходят время и мера (mensura) — время для определения длительности, а мера для опреде- 425 ления количества таким способом, чтобы, насколько ото возможно, облегчить нам образное представление (imaginatio) длительности и количества. Далее, отделяя состояния субстанции от самой субстанции и подразделяя их для облегчения образного представления на классы, мы получаем число (numerus), которое и служит нам для определения этих состояний. Из всего этого с ясностью видно, что время, мера и число суть не что иное, как модусы мышления (cogitandi), или, лучше сказать, воображения (imaginandi). Поэтому не удивительно, что все пытавшиеся понять ход природы (progressus naturae) при помощи подобного рода понятий (да к тому же плохо понятых) до того запутывались, что в конце концов не могли никак выпутаться без того, чтобы не разломать всего и не прибегнуть к абсурдным и абсурднейшим допущениям. Ибо так как существует много такого, что никоим образом не может быть постигнуто воображением, но постигается одним только разумом (интеллектом) (каковы субстанции, вечность и др.), то если кто-нибудь пытается трактовать такого рода предметы с помощью упомянутых выше понятий (которые являются только вспомогательными средствами воображения), то он достигает ничуть не большего, чем если бы он старался о том, чтобы сумасбродствовать своим воображением. Даже модусы субстанции никогда но будут правильно поняты, если мы будем смешивать их с подобного рода рассудочными понятиями (сущностями — entia rationis) или вспомогательными средствами воображения. Ибо этим мы отделили бы их от субстанции и от того способа, каким они проистекают из вечности, а без этого они не могут быть правильно поняты. — 267 —
|