Символический обмен и смерть

«Aboli bibelot d'inanit? sonore»2 — стих, прекрасно воплощаю­щий всю форму анаграммы. Через весь этот стих проходит порожда­ющее слово-тема «aboli» [тщетная, упраздненная, несуществующая], отсылая к небытию. Форма и содержание анаграммы образуют здесь необыкновенно тесное единство.

*

В плане собственно соссюровской гипотезы можно сделать еще несколько замечаний о слове-теме. Поскольку гипограмма представ­ляет собой имя бога или героя, то это не просто какое-то «означае­мое», и даже вообще никакое не означаемое. Как известно, буквально призывать бога — опасно, слишком мощные силы приводятся при этом в действие. Потому и становится необходимой анаграмматизация, то есть завуалированное заклятие, буквальное, но непрямое про­изнесение имени божества — режим радикально отличный от сигнификации, поскольку означающее выступает здесь как отсутствие, рас­сеяние и умерщвление означаемого. Имя бога возникает здесь в самом своем исчезновении и разрушении, как при жертвоприношении, оно в буквальном смысле слова истребляется.

Отсюда явствует, что контрольный вопрос, которым задается Соссюр и на котором основаны все возражения Старобинского, — вопрос о позитивном существовании слова-темы — не имеет суще­ственного значения, поскольку имя бога имеется здесь лишь затем, чтобы быть уничтоженным.

Нам незачем идентичность имени бога, с которым не связано никакого наслаждения; наслаждение всякий раз возникает от гибели бога и его имени и вообще от того, что там, где было нечто — имя, означающее, инстанция, божество, — не остается ничего. Это озна­чает мучительный пересмотр всех наших антропологических концеп­ций. Считается, что поэзия всегда была восхвалением, положитель­ным прославлением бога или героя (а позднее и разных других пред­метов); а следует понять, напротив, что она бывает прекрасной и

сильной лишь постольку, поскольку предает его смерти, является мес­том его исчезновения и жертвоприношения, потому что в пей вполне и в точности разыгрывается «жестокость» (в смысле Арто) и амби­валентность человеческого отношения к богам. Нужна наивность че­ловека западной цивилизации, чтобы думать, будто «дикари» унижен­но поклоняются своим богам, как мы своему. Напротив, они всегда умели актуализировать в своих обрядах амбивалентное отношение к богам, возможно даже, что они молились им только с целью пре­дать их смерти. Все это продолжает жить в поэзии. Бога здесь не призывают в какой-то особенной форме, не твердят вновь и вновь его имя «по всей длине текста» (еще раз: какой в этом смысл? чтобы повторять это имя, достаточно молитвенной мельницы, как у буддис­тов) — его разрешают, расчленяют, приносят в жертву в самом его имени; вслед за Батаем можно сказать, что дисконтинуальность (дискурсивность) имени отменяется здесь в радикальной континуальности стихов — в экстазе смерти.