Рассказ?

# “Сделай так… ” — “Даже когда вы заговорите, нет никакой уверенности, что вы окажетесь об этом осведомлены. Быть может, вы всегда будете говорить со мной не иначе, как о том не ведая. Вас освободит речь, про которую вы не узнаете, что мне ее сказали”. — “Но узнаете, что я сказала, вы. Вы будете там, чтобы меня об этом уведомить”. — “Я буду там. Но что же все-таки уведомит меня самого? Как я узнаю, то ли это, что я должен услышать, и правильно ли я это слышу?” — “Вы заставите услышать это в свою очередь и меня”. — “А вдруг станется, что я безмолвно, как и нужно, слушаю то, что не способен пересказать. А если и верно все говорю, то услышите вы меня, себя вы не услышите”. Она, казалось, удивилась: “Вы же отлично знаете, что я не должна в самом деле слышать то, что говорю”. Затем, внезапно: “Как только вы меня услышите, я узнаю об этом: может, даже раньше, чем вы сами об этом узнаете”. — “Вы хотите сказать, что заметите это по моему виду, что я словно бы изменюсь?” Но она радостно повторила: “Я узнаю об этом, узнаю”.

# Разговаривая, медля с разговором.

Почему, разговаривая, она медлила говорить?

Секрет — до чего грубое слово — был не чем иным, как самим фактом, что она говорила и медлила говорить.

Если она медлила говорить, это различающее промедление поддерживало открытым место, куда, подчиняясь влечению, являлось безразличное присутствие, явленность, которую ей надлежало, не дав себя въяве узреть, каждый раз делать зримой.

Спокойно дожидаясь, пока это безразличное различие проявится в присутствии.

# “Сделай это, прошу тебя”. — “Нет, ты меня об этом не просишь”.

Молчаливая; не молчаливая, а чуждая молчанию, ни о чем не говоря, эта явленность в присутствие.

“Уговаривай меня, даже если ты меня и не уговариваешь”. — “Но в чем мне нужно вас уговаривать?” — “Уговаривай меня”.

# “Дай мне это”. — “Я не могу дать вам то, чего не имею”. — “Дай мне это”. — “Я не могу дать вам то, что не в моей власти. В крайнем случае — мою жизнь, но это…” — “Дай мне это”.

“Другого дара нет”. — “Как же мне этого достичь?” — “Не знаю. Знаю только, что у вас этого прошу, буду просить до самого конца”.

# Молчаливая; не молчаливая, а чуждая молчанию, ни о чем не говоря, эта явленность в присутствие.

Сколь она была отважна, указав ему на нее чуть ли не пальцем. Сколь он был медлителен в понимании этого жеста. Теперь-то он все понимал, это было самое меньшее, что он чувствовал себя обязанным сделать, он понимал даже, что из-за своей явленности в присутствие она чувствовала себя как бы ущербной, неудовлетворенной и все же успокоенной, скинувшей ношу самой себя, не будучи обязана помнить, чем же она была, а попросту подпадая влиянию этого безразличного различия, своей явленности. Он был готов идти вперед по открытой подобной мыслью дороге, предчувствуя, что должен будет ответить, коли откликается на ее присутствие, на точно такое же разоблачение присутствия уже собственного. Но до подобной справедливости ему было еще далеко.