|
Создав систему неотвратимости наказания как для тех, кто будучи образцовым демократом, при этом был слишком ярок, так и для тех, кто стремился к единоличной власти, не очень выпячивая свои мечтания, афинский демос в V веке до н.э., надо полагать, чувствовал себя достаточно уверенно. Он, если хотел, даже мог и ждать и тянуть время. И это даже могло превращаться в некий издевательский эксперимент над тем или иным политиком или магистратом, тщетно надеющимся на спокойную старость после расхищения общественных средств и чрезмерного возвышения. Это особенно хорошо видно у Аристофана: В его комедии «Всадники» некий опасающийся за судьбу афинской демократии гражданин горестно восклицает: «Народ мой, красна твоя держава. По всей земле и страшен и славен ты. Хозяин могучий! Но слаб и послушен ты, И лестью опутан ты, Чьи б речи не слушал ты, С разинутым ртом сидишь…" Однако, Народ отвечает так: "Нет разума в вас самих, Что я вам таким глупцом кажусь. Ведь я таким простаком ей – ей, притворяюсь! Я так забавляться рад, И вора – чиновника На агоре растить – кормить, Чтобы брюхо набив ему, – Приподнявшись, прихлопнуть…» [57]. Из этих строк прямо следует, что в период расцвета античной демократии демос мог не только четко представлять свою силу, осознавать ее в общественном сознании, но и совершенно недвусмысленно предупреждать о ней своих должностных лиц. Уверенность народа в своей силе и коллективном превосходстве над лидерами – это еще один важный элемент общественного сознания, "народной" составляющей этого сознания [58]. И именно эта уверенность звучит, скажем, в таких стороках любимца афинского демоса, комедиографа Аристофана, в которых совершенно реальное лицо – политик-демократ Клеон такими словами грозится действующему (уже упоминавшемуся нами выше) запуганному сикофантами стратегу Никию: «Как захочу, взъерошу всех говорунов и Никия взлохмачу!». Таким образом, представляется вполне обоснованным говорить о том, что те серьезные социально-политические конфликты, которые прошли античные полисы в период становления демократических систем, привели к тому, что осознанно считая себя и являясь на деле субъектом власти, афинский демос не позволял происходить отчуждению власти и жестко контролировал любые превращенные формы политической власти. Вследствие этого, в демократических полисах не происходило «передачи народом своей властной потенции» лидерам-магистратам в том виде, в каком мы привыкли это видеть в позднейшее историческое время. Власть, переходя от социума в целом к магистратам, в демократических Афинах не концентрировалась у них, все время оставаясь в полном объеме не у носителей, а у субъекта власти, у демоса в целом как у доминирующей социальной группы. Передавая в демократических полисах публично-властные функции магистратам, демос не ослаблял себя, что находило выражение в глубоком общественном убеждении в силах самого демоса. Публично-политическая власть всегда оставалась под контролем, который препятствовал ее трансформации во власть-в-себе, власть, автономную от демоса. — 214 —
|