Конечно, не всякий утопист является революционером, и не всякий революционер – утопистом, но если утопист вступил на революционный путь, то он не остановится ни перед какой крайностью. «Убежденный в достоинствах своего проекта, он готов платить любую цену за его реализацию. Из любви к человеку он будет сооружать гильотины, во имя вечного мира вести кровавые войны»[204]. Не беда, если бы утопический подход к преобразованию общества оставался на бумаге, только мечтой – как в утопиях Мора, Кампанеллы, Мелье, Морелли и др. Как свидетельствуют факты истории, нередко утопические проекты оказываются соблазнительными, овладевают волей, становятся руководством к действию. Это происходит в соответствии с их содержанием, т. е. в сущности на основе внешностно-организационных мер, принудительного нормирования, когда активно пытаются искоренить существующее общественное зло и полностью преобразовать жизнь общества и человека. Именно тогда и выявляется их деструктивное, разрушительное начало. Утопия может казаться привлекательной и прогрессивной и на самом деле быть таковой, пока она остается только мечтой, надеждой на будущее. В данном случае она способствует критическому осмыслению социальной реальности, выдвижению новых альтернатив общественного развития, позволяет осуществлять сравнительный анализ различных моделей будущего общественного устройства и т. д. Но стоит ей превратиться в социальную инженерию, как она сразу же начинает ставить человеку опасные ловушки, превращается в свою противоположность – антиутопию. Это вытекает из сущности утопического сознания, важнейшими характеристиками которого, как уже отмечалось, являются непротиворечивость мысленно сконструированного образа общества, абсолютизация провозглашаемых принципов, установка на преобразование реальности посредством одноразового применения какой-либо универсальной схемы, максимализм и метафизичность в подходе к изменению общества, стремление к стандартизации, регламентации и симметрии, нравственный ригоризм и нетерпимость к критике и т. д. Самым удивительным и неожиданным превращением в судьбе утопии является то, что она не только вопреки своему первоначальному замыслу приводит не к добру, а к злу, не устраивает, а разрушает, но и каким-то странным и непостижимым образом превращает утопистов и их последователей из самоотверженных ревнителей блага и счастья человеческого в откровенных тиранов и узурпаторов. Есть какая-то своя парадоксальная и противоречивая логика, заложенная, по-видимому, в самой природе утопического сознания. Иначе как объяснить роковую диалектику, приведшую Белинского от всеобъемлющей любви к человечеству и отдельному человеку к требованию «тысячи голов» или превратившую аскетического и добродетельного человека в личной жизни Робеспьера в хладнокровного тирана, а многих наших пламенных революционеров – в палачей-чекистов, о чем с таким глубоким проникновением пишет русский философ С.Л. Франк[205]. — 269 —
|