|
На наших глазах произошел переворот эпохального масштаба: переход от продуктивного капитализма веберовского типа к новому спекулятивно-ростовщическому капитализму, связанному с постпродуктивными практиками валютных манипуляций, неэквивалентного обмена и получения всякого рода нетрудовых рент. Новый тип буржуа ориентируется на формы экономической деятельности, которые по психологическим ощущениям напоминают игру в рулетку и другие азартные игры досуга, а по ожидаемым результатам сродни экономическому чуду. Соответствующие поиски привели к воскрешению средневековых и ренессансных образов ростовщика, менялы, пирата, с одной стороны, и получателя феодальных рент – с другой. О размахе нового спекулятивного капитализма говорят цифры: ежедневно в поисках спекулятивной прибыли государственные границы пересекает капитал в 1,5 трлн долларов. Рентабельность подобных манипуляций, в сотни и тысячи раз превышающая рентабельность законопослушных промышленных инвестиций, привела к невиданному валютному голоду промышленности и других отраслей производящей экономики. Буржуа-постмодернист, рассматривающий досуг как важнейшую сферу самовыражения, стал основным фактором деиндустриализации. Возникла новая версия информационной экономики, в корне отличная от того ее понимания, которое было связано с новой ролью человеческого капитала науки и образования. Сегодня под этим понимается не информация, которую личность мобилизовала для открытия и последующего производственного применения новых видов вещества и энергии, а информация, касающаяся разницы сегодняшнего и будущего курсов международных валют, а также информация, лежащая в основе так называемых интеллектуальных рент. Другими словами, если на заре возникновения постиндустриализма предполагалось, что центральным социальным институтом общества будет университет как источник творчества, то сегодня центром социума становится банк как сборщик дани с любой производительной активности. Напрашивается вывод: продуктивного постиндустриализма, порывающего с моралью потребительского общества и агрессивностью техногенной цивилизации, по закону «отрицания отрицания» выводящего социум на более высокую ступень развития, не получилось. В самом лучшем случае постиндустриализм стал новым витком научно-технической революции, продолжением техногенного типа развития на основе более рафинированных технологий. В худшем случае постиндустриализм грозит выродиться в со-циал-дарвинистские джунгли, где торжествует бездуховная сила, алчность, праздность. Необходимо осмыслить перспективы постиндустриализма в совершенно ином ключе. Во-первых, потому что сложившиеся тенденции техногенной цивилизации ведут в тупик экологической, социальной, духовно-нравственной катастрофы. Следовательно, они должны быть в обозримом будущем остановлены и преобразованы. Грядущее общество не сможет оставаться техноцентричным, основанным на экологически беззаботном, индустриально-утилитарном принципе отношений с природой, оно должно стать экологобезопасным, духовно ориентированным, устремленным к гармонии человека и мира. Во-вторых, необходим поворот к новым, или, если быть более точным, по-новому прочитанным, традиционным духовно-нравственным горизонтам. Современный человек не менее чем в новых технологиях нуждается в воскрешении таких традиционных добродетелей, как долг, вина, аскеза, служение, жертвенность, творчество. Именно эти ценности должны лечь в основу подлинного постиндустриализма. Другими словами, требуется значительно больше, чем отказ от некоторых исчерпавших себя технологических практик, – новая духовная реформация. Главными, ведущими в переходе к постиндустриальному обществу должны стать не научно-технические достижения (новый виток НТР), а морально-религиозные решения, направленные не столько на внешний, предметный мир, сколько на мир внутренний, ценностный. — 183 —
|