|
Такова критика Вагнера. Тут прежде всего представляется вопрос: следует ли признать свободную конкуренцию естественным состоянием народного хозяйства, или она является только искусственным произведением известного промышленного быта? Этот вопрос сводится к следующему: вытекает ли свобода из самого естества человека или она составляет случайный и мимолетный плод известной исторической эпохи? Конкуренция не что иное, как явление свободы на промышленном поприще; следовательно, если мы свободу считаем принадлежностью самой природы человека, то мы конкуренцию должны считать естественным состоянием человеческих обществ; если же мы в конкуренции будем видеть только временное историческое явление, то мы и свободу должны будем признать не более как историческою категориею. Возражение Вагнера, что конкуренция фактически является плодом новейшего развития, совершенно одинаково прилагается к свободе. Одно начало держится и падает вместе с другим. Поэтому, если мы в свободе, а не в рабстве видим завершение человеческого развития, то то же самое мы должны сказать и о конкуренции. Сам Вагнер говорит, что «признание личной свободы всех людей в государстве одно соответствует нравственному существу человека и составляет для общежития первостепенное требование гуманности и культуры» (§ 216). Но он утверждает, что это не более как формальное начало, которого содержание и объем должны определяться историческим развитием. Характеристическая же черта новейшей системы конкуренции состоит, по его мнению, в том, что здесь свобода является безграничною, чего в общественном интересе допустить нельзя (§ 217). Но разве в самом деле система конкуренции есть господство безграничной свободы? Разве тут, напротив, свобода одного не ограничивается совершенно одинаковою свободою других? Производитель весьма охотно взял бы за свои произведения высшую цену, но так как он не может помешать другому продавать свой товар дешевле, то он сам принужден сообразоваться с положением рынка. Единственная свобода, которая предоставляется здесь человеку, есть право производить лучше и дешевле других, и эта свобода в одинаковой степени принадлежит всем. Производитель, вступающий в состязание с другими, никого не насилует, никого не прогоняет с рынка, никого не заставляет покупать свой товар: он только предлагает свои произведения, и от покупателя зависит купить их у него или у другого. Говорить при таких условиях о безграничной и анархической свободе значит заменять мысль фразою. В этой системе не отрицаются и нравственные побуждения. Видеть в конкуренции естественное состояние человеческих обществ вовсе не значит признавать, что она действует, как и физическая сила, помимо человеческой воли и без всякой ответственности человека за свои действия. Свобода составляет принадлежность не физической силы, а именно воли; это не физическое, а нравственное начало, и где есть свобода, там есть и ответственность. Поэтому, когда Вагнер системе конкуренции противополагает существование в человеке нравственных побуждений, то это возражение бьет совершенно мимо. Производить лучше и дешевле других вовсе не есть безнравственный поступок. Если же на этом поприще допускаются безнравственные побуждения, то это происходит не от того что этого требует конкуренция, а от того что человек как свободное существо сам является судьею своих побуждений, и всякое вмешательство государства в эту область составляет ничем не оправданное насилие совести. Возражение Вагнера тогда только имело бы силу, если бы мы, по его примеру, допустили возможность принудительной нравственности. В этом случае действительно уничтожилась бы конкуренция, но единственно вследствие того, что этим самым уничтожилась бы свобода. — 330 —
|