Мы встречаем здесь ту же самую систему компромиссов, которая везде господствует у Вагнера; но если мы станем искать доказательств высказанному им мнению, то мы столь же мало найдем их здесь, как и в других подобных случаях. Когда дело идет о столь существенном вопросе, как отношение права к нравственности, в особенности когда автор хочет опровергнуть прочно утвердившееся в философии и в жизни воззрение, то казалось бы, необходимо рассмотреть вопрос в самых его основаниях: надобно исследовать существо права, нравственности и свободы, и затем уже вывести отсюда свои заключения. Недаром же Кант, а за ним величайшие философы нового времени признали свободу необходимым условием нравственности; недаром это начало считается краеугольным камнем современного общественного быта, непоколебимым основанием, на котором зиждется и свобода совести, и независимость всего внутреннего мира человека. Но современным социалистам кафедры такие философские исследования представляются совершенно излишними. В выноске, мимоходом, разрешаются важнейшие вопросы человеческой жизни и общественного устройства. Мы должны верить на слово, что принципиальное отделение права от нравственности есть заблуждение. Г-ну Вагнеру неизвестно почему кажется желательным известное (или лучше неизвестное) приближение к воззрениям Вольфа, и это желание вносится, в виде научного положения, в учебник политической экономии, которая вследствие этого перестраивается на совершенно новый лад. Более легкого отношения к научным исследованиям невозможно себе представить. Искреннее, хотя нисколько не основательнее Шмоллер. И он, подобно Вагнеру, изображает область нравов, как состоящую в вечном историческом течении. Это — гераклитовское: "все течет". Но так как подобная изменчивость начал, на которых зиждется весь общественный порядок, сопряжена с опасностями, то часть этоса, говорит Шмоллер, народы укрепляют посредством исходящего от государства принуждения. Вследствие того одна часть нравственного порядка жизни находится в более легком, другая в более тяжелом течении; в одной исполнительным органом служит общественное мнение, в другой — принудительная сила государства. В этом, по мнению Шмоллера, и состоит разделение права и нравственности, разделение, необходимое для успехов культуры, ибо через это, с одной стороны, лицо получает известный простор для своей деятельности и воспитывается к духовной свободе, а с другой стороны, дается большая прочность тому, что должно быть подчинено постоянным правилам. Тем не менее, продолжает он, право и нравственность суть два близнеца, рожденные от той же матери и вскормленные тою же грудью. Доныне свободная нравственность, которая в себе самой находит правило и закон, составляет достояние немногих. Для большинства же противоположность обоих начал состоит не в том, что в одной области человек подчинен правилу, а в другой ему предоставлена свобода, а в том, что в одном случае узда более строгая, а в другом более эластическая. Таким образом, во многих вопросах, о которых спорит политическая экономия, дело состоит не в том, что желательно или не желательно, а в том, должно ли желательное вынуждаться правом или нравами (Ueb. ein. Grandfragen etc., стр. 44–45). — 194 —
|