один из нас — Аполлодор. Ты, верно, знаешь этого человека и его нрав. Эхекрат. Как не знать! Федон. Он совершенно потерял голову, но и сам я был расстроен, да и все остальные тоже. Эхекрат. Кто же там был вместе с тобою, Федон? Федон. Из тамошних граждан — этот самый Аполлодор, Критобул с отцом, потом Гермоген, Эпиген, Эсхин, Антисфен. Был и пэаниец Ктесипп, Менексен и еще кое-кто из местных. Платон, по-моему, был нездоров. Эхекрат. А из иноземцев кто-нибудь был? Федон. Да, фиванец Симмий, Кебет, Федонд, а из Мегар — Евклид и Терпсион. Эхекрат. А что же Клеомброт и Аристипп? Федон. Их и не могло быть! Говорят, они были на Эгине в ту пору. Эхекрат. И больше никого не было? Федон. Кажется, больше никого. Эхекрат. Так, так, дальше! О чем же, ты говоришь, была у вас беседа? Федон. Постараюсь пересказать тебе все с самого начала. Мы и до того — и я, и остальные — каждый день непременно навещали Сократа, встречаясь ранним утром подле суда, где слушалось его дело: суд стоит неподалеку от тюрьмы. Всякий раз мы коротали время за разговором, ожидая, пока отопрут тюремные двери. Отпирались они не так уж рано, когда же наконец отпирались, мы входили к Сократу и большею частью проводили с ним целый день. В то утро мы собрались раньше обыкновенного: накануне вечером, уходя из тюрьмы, мы узнали, что корабль возвратился с Делоса. Вот мы и условились сойтись в обычном месте как можно раньше. Приходим мы к тюрьме, появляется привратник, который всегда нам отворял, и велит подождать и не входить, пока он сам не позовет. — Одиннадцать, — сказал он, — снимают оковы с Сократа и отдают распоряжения насчет казни. Казнить будут сегодня. Спустя немного он появился снова и велел нам войти. Войдя, мы увидели Сократа, которого только что расковали, рядом сидела Ксантиппа — ты ведь ее знаешь — с ребенком на руках. Увидев нас, Ксантиппа заголосила, запричитала, по женской привычке, и промолвила так: Ох, Сократ, нынче в последний раз беседуешь ты с друзьями, а друзья — с тобою. Тогда Сократ взглянул на Критона и сказал: — Критон, пусть кто нибудь уведет ее домой. И люди Критона повели ее, а она кричала и била себя в грудь. Сократ сел на кровати, подогнул под себя ногу и потер ее рукой. Не переставая растирать ногу, он сказал: — Что за странная это вещь, друзья, — то, что люди зовут "приятным"! И как удивительно, на мой взгляд, относится оно к тому, что принято считать его противоположностью, — к мучительному! Вместе разом они в человеке не уживаются, но, если кто гонится за одними его настигает, он чуть ли не — 80 —
|