-- Но я смертен, Телем, и во мне есть мысль. Не она ли борется со смертью? И ответил за Телема Геракл: -- Со смертью борются руками. Тяжело отводить ее руку. Она сильнее великана. Но Геракл отводил. Тогда спросил его Феникс: -- Ты слыхал об истине, Геракл? Удивился герой-полубог: -- Кто она? Титанида? Богиня? Или демон подземной мглы? Не слыхал я о такой бессмертной. И тогда все посмотрели на Геракла, и опять Феникс спросил его: -- Знаешь ты, что решает в мире? -- Сила. -- Истина есть та сила. Но Геракл только повел плечами и сказал: -- Не встречал я еще такой Силы. Если встречу -- поборется Геракл и с Истиной. И снова все при этих словах посмотрели на мышцы Геракла, так как знали, что Геракл не умеет шутить. Тут припомнил Феникс слова Хирона: "Сила -- в мысли высокой. Чем выше мысль, тем она и сильнее. Покоряет она и большое, и малое. Великая жалость была силой Асклепия, потому что была она его самой высокой мыслью. Не от слабости -- от великой силы истекает великая жалость". Тогда заговорили гости Хирона о жалости и снова вспоминали слова Хирона, хотя никто не мог сказать, так ли точно говорил Хирон: -- Боги думают, что для большой жалости нужно и большое время, и, любуясь жизнь, забывают о малой жалости -- для тех, у кого для жизни малое время. Так оно для Олимпа, для неба бессмертных, где время только и бывает большим. Но Асклепий говорил: "И в малом времени вмещается большая жалость, у кого она есть". Эту жалость и дарил он смертным. Не гордился он своим бессмертием, как боги неба, а радовался ему, как земной бог, потому что, будучи бессмертным, мог всегда источать смертным сострадание врачевателя. В том-то и была сила Асклепия. Удивили эти слова Геракла, и он спросил: -- Где же тут сила? Вот лежит он, земной бог, перед нами, поверженный — 224 —
|