|
– Кому же помогать мне, кому служить? Не могу я идти против добра, против самого себя, против своих родственников, против человека. Послужу доброму богу, вступлю с ним в союз. Тем я облегчу самого себя и своих ближних. – Все, что я придумаю доброго для облегчения жизни людей, то будет согласоваться с желанием доброго господина. Оно может считаться велением бога… С этих пор законодатель все свои законы и все, что ни придумывал для облегчения людской жизни, все, что ни делал для уничтожения человеческих страданий, объявлял волею бога, его повелением. Народ, почитавший мудреца, понимал буквально его слова. Воображение народа создавало легенды о беседах и свиданиях своего любимца с таинственным богом добра. Законы, карающие злых людей, были также добром, так как устраняли их и устрашали других людей, готовых подражать злым… Мыслитель был уверен, что и в этом он подражает богу, который тоже, по его мнению, был очень строг. Мыслитель не знал, что находится за голубым небесным сводом. Но его воображение помещало там причину всех вещей: причину всего существующего на Земле, причину добра и зла на ней. Земной, на Земле, близкий к ней, по умственной общечеловеческой близорукости, мыслитель все же видел более всего то, что было поблизости его. Он видел Землю, проникался ее беспредельностью, мечтал о блаженстве на ней человечества при устранении всех зол, но не видел ясно беспредельности небес. Его взгляд сосредоточился на Земле, видел в ней главное в делах доброго господина и не мог думать о том, что господин этот беспредельно добрее и могущественнее, чем постигал его человеческий ограниченный кругозор. Он не знал, что добрый господин еще раньше создал бесчисленное множество планет, подобных Земле, и солнц, подобных нашему Солнцу, что он благодетельствует еще бесчисленным роям живых разумных существ, находящихся вне Земли. Большинство их, задолго до создания человека, достигло совершенства, непостижимого мыслителю. Но он видел лишь Землю, на ней сосредоточил свой ум, в ней находил нечто понятное; в небесах нее, за голубою твердью, видел только причину Земли и всего на ней находящегося. Его воображение, понятно, не могло проникнуть в истину строения небес. Все постепенно. Только много тысяч лет спустя могли гении слегка проникнуть в эту тайну. Наш же герой, размышляя день и ночь, зиму и лето, всю свою долгую жизнь, составил себе такое наивное понятие о создании мира добрым существом. Было доброе бессмертное, как бессмертны казались ему небесные огни, всемогущее существо с его слугами. Была Земля, но в беспорядочном виде: в образе комка грязи – смеси жидкого и твердого элемента . И захотел добрый господин устроить Землю: превратить эту грязь во что-то хорошее. — 239 —
|