Русская философия энциклопедия

БОЛОТОВ

бескомпромиссно объективистском духе. Образ не есть «субъективное нечто». «Между образом и предметом нет разницы по существу, и образ есть тот же предмет, только в ослабленной степени» своего бытия, а потому «нет разни­цы в их объективности». Ясновидение, яснослышание, «ося­зание на расстоянии» - закономерное следствие «везде-разлитости, точнее, непрерывности образов и предметов». Заключительный вывод Б. об относительной противопо­ложности бытия и знания как двух условно-различных ас­пектов единой реальности - «знание есть слабейшая сте­пень бытия. И обратно: «бытие» есть усиленная степень знания». Большое значение для Б. имела проблема обо­снования объективно-правдоподобного характера фанта­зии. По его мнению, фантазия - это игра образов, «радуж­ный перелив друг в друга раздельных предметов». К при­меру, мифический «фавн есть переход между козлом и человеком, но только, естественно, отрезанный от своих крайних пределов». Под ним скрывается реальный исто­рический тип «первобытного горного пастуха». Социаль­но-политические воззрения Б. имели выраженную религи­озную окраску. Он был убежденным сторонником тради­ций и незыблемости рус. православия и разоблачал как модернистские поветрия, преследовавшие цель перестро­ить его в соответствии с «духом современности», так и попытки «вернуть Церковь к первохристианской просто­те», видя в них слабо замаскированные варианты балтист-ско-лютеранской реформации. Все революции, происшед­шие в России в XX в., Б. считал массовыми судорожно-эпилептическими припадками «хлыстовщины», к-рые были вызваны ослаблением национально-православного духа и инспирированы революционным племенем интерна­циональных «перекати-поле». К демократии и ее завоева­ниям Б. относился иронично, как к политическому балага­ну. Не вызывал у него симпатий и самодержавный абсо­лютизм, умертвивший в фискальных объятиях живую душу православия. Исторически сложившимся идеалом го­сударственного устройства на Руси, утраченным в после­петровскую эпоху, Б. считал «особый род теократии, осно­ванной не на совмещении, а на разделении Церкви и цар­ства при духовном родительском первенстве Церкви, и на подчинении царства не священнику, а священству». По мысли Б., церковь «возрожденного православия» должна быть «духовным руководителем» вставшей «в сыновнее отношение» к ней государственной власти.

С о ч.: Огненная купель // Русская мысль. 1915. № 11-12; Голос из гроба// Русская свобода. 1917. № 4; Церковные впе­чатления//Там же. № 9; Золотой век Августа//Там же. № 12/13; Заливы и проливы // Там же. № 14/15; Официальная революция // Там же. № 24/25; Знание и бытие. Харбин, 1935.