Русская философия энциклопедия

Л и т.: Алексеев Н. Н. Теория государства: теоретически государствоведение, государственное устройство, государ ственный идеал. Париж, 1931; Евразийство: декларация, фор мулировка, тезисы. Прага, 1932; Трубецкой Н. С. Об идее-щ» вительнице идеократического государства // Евразийская хроника. Берлин, 1935. Вып. 11. С. 29-37; Чхеидзе К. А. К пробле­ме идеократии // Новая эпоха. Идеократия. Политика. Эконо­мика. Нарва, 1933. С. 15-22; Исаев И. А. Утописты или провид­цы?//Пути Евразии. М., 1992. С. 3-26; Новикова Л. И., Сизем-ская И. Н. Политическая программа евразийцев: реальность или утопия? // Общественные науки и современность. 1992. № 1. С. 104-109; Boss О. Die Lehre der Eurasier. Wiesbaden, 1961; Пащенко В. Я. Идеология евразийства. М, 2000.

В. П. Кошарный

ЕВРАЗИЙСТВО - идейно-политическое и общественное учение в рус. послеоктябрьском зарубежье 20-30-х гг. Впер­вые заявило о себе выходом сб. «Исход к Востоку. Предчув­ствия и свершения. Утверждение евразийцев» (София, 1921), авторами к-рого и инициаторами движения стали Савиц­кий, Н. С. Трубецкой, Флоровский, Сувчинский. В разработ­ке идеологии Е. активно участвовали также//. Н. Алексеев, Г. В. Вернадский, Карсавин, др. видные деятели рус. культу­ры. Осн. идеи Е. получили отражение в мн. изданиях, вышед­ших в Софии, Праге, Белграде, Берлине, Брюсселе, Париже в специально организованном книгоиздательстве. Для пропа­ганды своих взглядов участники движения создали кружки, семинары, вели активную лекционную деятельность. С 1925 по 1937 г. издавалась «Евразийская хроника», где наряду с те­оретическими статьями публиковались материалы о текущей жизни евразийских организаций. В 1928-1929 гг. в Париже печаталась еженедельная газета «Евразия», в редколлегию к-рой входили П. Арапов, Карсавин, А. С. Лурье, П. Малевс-кий-Малевич, В. Никитин, Д. П. Святополк-Мирский, Сув­чинский и С. Я. Эфрон. Евразийское учение в целом можно считать наиболее теоретически разработанным вариантом русской идеи. Была выдвинута самобытная философия рус. истории, в центре к-рой утверждение о том, что Россия -особая страна, органически соединившая в себе элементы Востока и Запада. Евразия (под нею евразийцы понимали не материк, объединяющий Европу и Азию, как принято в географической науке, а некую срединную его часть, не включающую в себя территорию Зап. Европы, а также вост., юго-вост. и южн. окраины Азии - Японию, Китай по ту сто­рону Великой китайской стены, Индию, Индокитай, Ближ­ний Восток) с ее географически-пространственными, климатическими особенностями, растительным и животным миром рассматривалась как основа хозяйственной и поли­тической жизни народов России, «месторазвитие» свое­образной рус.-евразийской культуры, сфера взаимопроник­новения природных и социальных связей. Опираясь на геосоциалогические взгляды С М. Соловьева, Щапова, Клю­чевского, Данилевского, сторонники Е. выводили из про­странственно-территориального единства России-Евразии общность исторического развития населяющих ее народов, близость их культур, этнопсихологического типа, религиоз­ных взглядов и чувств, языков и наличие прочных полити­ческих связей. Идеи подобного историко-географического синтеза явились определенным вкладом евразийцев в рос­сийское обществоведение, позволяющим по-новому осмыс­лить как прошлое, так и будущее развитие страны. В истори­ографии Е. выделяются две линии: анализ истории Евразии как ряда попыток создать единое, общеевразийское госу­дарство и собственно рус. истории на территории Евразии как процесса постепенного овладения и освоения после­дней. К кон. XIX в. эти две истории, по мнению евразийцев, сливаются и географическое единство дополняется соци­ально-политическим. В этом контексте революция 1917 г. оценивалась как событие, ознаменовавшее начало новой эпохи, связанной с выходом России из чуждого ей европей­ского культурного мира и вступлением на путь самобытно­го исторического развития. Отрицательно относясь к преоб­разованиям Петра I как положившим начало европеизации России, евразийцы, в отличие от славянофилов, делали ак­цент на восточном, «туранском», элементе в рус. культуре, подчеркивали положительное значение татаро-монгольско­го периода для государственного строительства и сохране­ния христианско-православных устоев перед лицом иде­ологической и военно-политической экспансии Запада. Су­щественная роль азиатскому элементу отводилась и в ста­новлении особого евразийского этнопсихологического типа, к-рый, по утверждению Н. С. Трубецкого, был близок славя­нству только общностью языка. Отрицая наличие особого общеславянского антропологического и психологическо­го типа, идеологи Е. истоки евразийского культурного един­ства усматривали не в Киевской Руси, к-рая считалась лишь колыбелью народов Евразии, а в империи Чингисхана, где евразийский культурный тип якобы впервые предстал как целое. Модель социально-политического устройства Рос­сии-Евразии, к-рую евразийцы надеялись внедрить мир­ным путем через сознание народных масс, предполагала сохранение нек-рых форм организации общественной жизни, утвердившихся в СССР в 20-30-х гт. Намечалось, напр., сохранить советскую систему государственного ус­тройства с сильной властью, как полагали теоретики Е., близко стоящей к народу. Выдвигаемый из народа путем специального отбора правящий слой должен был руково­дить действиями масс на основе общего мировоззрения -евразийской идеи. Поэтому будущее евразийское государ­ство характеризовалось как идеократическое. С организационной т. зр. оно напоминало объединение, со­зданное по орденско-религиозному типу. В экономике пред­полагалось обеспечить гармоническое сочетание частной и государственной форм собственности. В духовной жиз­ни особая роль отводилась православию в расчете на его способность интегрировать и даже ассимилировать суще­ствующие на территории Евразии вероисповедания. Край­ний этатизм евразийской доктрины, утверждение в ней примата коллектива над личностью, идеологический дик­тат, вытекавший из концепции идеократии, подверглись рез­кой критике в эмигрантских кругах. В кон. 20-х гг. произошел раскол движения. Под руководством Эфрона и Святополк-Мирского вокруг газ. «Евразия» образовалось левое кры­ло, открыто симпатизировавшее сталинскому режиму. Ряд видных идеологов Е., среди к-рых был и Трубецкой, порва^ ли с ним связи. С сер. 30-х гг. Е. как организованное движе­ние прекратило существование. Претензии евразийцев повлиять «изнутри» на сталинский режим обнаружили свою утопичность. И все же евразийское учение не исчез­ло бесследно. Интерес к нему вырос особенно в после­дние годы. Е. осталось в истории общественной мысли России свидетельством напряженных поисков рус. людь­ми путей к новой жизни. В нем в своеобразной, иногда шокирующей форме проявилась мечта мн. поколений рус. мыслителей о воссоединении культур, церквей, о всеедином человечестве, сохраняющем национально-индивиду­альные черты.