|
С о ч.: Соч., письма и избр. переводы князя Антиоха Дмитриевича Кантемира / Под ред. П. А. Ефремова. Спб., 1867-1868. Т. 1-2; Собр. стихотворений. Л., 1956. Лит.: Бобынэ Г. Е. Философские воззрения Антиоха Кантемира. Кишинев, 1981; Радовский М. И. Антиох Кантемир и Петербургская Академия наук. М.; Л., 1959; Grasshoff Н. A. D. Kantemir und Westeuropa. В., 1966. А. В. Панибратцев КАРАМЗИН Николай Михайлович (1(12). 12.1766, с. Михайловка (по др. сведениям - с. Богородское) Симбирской губ. - 22.05(3.06). 1826, Петербург) - историк, писатель, мыслитель. Выходец из богатой дворянской семьи. В 1789—1790 гг. совершил путешествие в Западную Европу, где познакомился со мн. видными представителями Просвещения (Кантом, Гердером, Гёте и др.). По возвращении на родину опубликовал «Письма русского путешественника» (1791-1795). Предпринял издание журн. «Вестник Европы» (девиз к-рого был «Россия есть Европа»). К. призывал к освоению европейского философского наследства во всем его многообразии - от Р. Декарта до И. Канта и от Ф. Бэкона до К. Гельвеция. В социальной философии он был поклонником Дж. Локка и Ж. Ж. Руссо. Придерживался убеждения, что философия, избавившись от схоластического догматизма и спекулятивной метафизики, способна быть «наукою природы и человека». Сторонник опытного знания (опыт «привратник мудрости»), он вместе с тем верил в силу разума, в творческий потенциал человеческого гения. Выступая против философского пессимизма и агностицизма, он считал, что ошибки науки возможны, но они «суть, так сказать, чуждые ей наросты». В целом для него характерна религиозная и философская терпимость к др. взглядам: «Тот есть для меня истинный философ, кто со всеми может ужиться в мире; кто любит и несогласных с его образом мысли». Человек - общественное существо («мы рождены для общества»), способное к общению с др. («наше «я» видит себя только в другом «ты»), следовательно, к интеллектуальному и нравственному совершенствованию. История, по мнению К., свидетельствует, что «род человеческий возвышается к духовному совершенству». Золотой век человечества не позади, как утверждал Руссо, обожествивший невежественного дикаря, а впереди. Т. Мор в своей «Утопии» многое предугадал, но все же это - «мечта доброго сердца». Большую роль в совершенствовании человеческой природы К. отводил искусству, к-рое указывает человеку достойные пути и средства достижения счастья, а также формы разумного наслаждения жизнью -через возвышение души («Нечто о науках, искусствах и просвещении»). Наблюдая в Париже события 1789 г., слушая в Конвенте речи О. Мирабо, беседуя с Ж. Кондорсе и А. Лавуазье (возможно, что К. посещал М. Робеспьера), окунувшись в атмосферу революции, он приветствовал ее как «победу разума». Однако позже он осудил санкюлотизм и якобинский террор как крушение идей Просвещения. По возвращении из Европы К. переосмысливает свое философское и историческое кредо. В «Письмах Мелодора и Филалета» (1795) он обсуждает принципиальные решения двух концепций философии истории -теорию исторического круговорота, идущую от Дж. Вико, и неуклонного социального восхождения человечества к высшей цели, к гуманизму, берущую начало от И. Г. Гер-дера, к-рого ценил за интерес к языку и истории славянства, и приходит к выводу, что надежда на неуклонный прогресс человечества более шатка, чем это казалось ему прежде. История представляется ему как «вечное смешение истин с заблуждениями и добродетели с пороком», «смягчение нравов, прогресс разума и чувства», «распространение духа общественности», как лишь отдаленная перспектива человечества. К. все больше склоняется к рациональному провиденциализму, стремясь согласовать его с признанием свободы воли человека. В самом нач. XIX в. (1804) он приступает к делу всей своей жизни -систематическому труду по рус. истории, собирая материалы, обследуя архивы, сличая летописи. Методология исторического исследования была разработана им в предшествующих трудах, в частности в «Рассуждении философа, историка и гражданина» (1795), а также в «Записке о древней и новой России» (1810-1811). Разумное истолкование истории, считал он, основано на уважении к источникам (в рус. историографии - на добросовестном изучении прежде всего летописей), но не сводится к простому переложению их. «Историк не летописец». Он должен стоять на почве объяснения действий и психологии субъектов истории, преследующих свои и сословные интересы. Историк обязан выделить самое существенное и важное в событиях: описывая их, «должен ликовать и горевать со своим народом. Он не должен, руководимый пристрастием, искажать факты, преувеличивать или умалять в своем изложении бедствия; он должен быть прежде всего правдив». Осн. выводы К. из «Истории государства Российского» (книга вышла в 11 т. в 1816-1824 гг., последний - 12 т. - в 1829 г. после смерти автора) консервативны. Самодержавие, будучи властью внесословной, -«палладиум» (хранитель) России, гарант единства и благополучия народа. Сила самодержавного правления не в формальном праве и законности по зап. образцу, а в совести, в «сердце» монарха. Это - отеческое правление. Историческое назначение рус. самодержавия он усматривал в поддержании традиций, общественного порядка, стабильности. Оно должно неуклонно следовать правилам такого правления, постулаты же правления таковы: «Всякая новость в государственном порядке есть зло, к коему надо прибегать только в необходимости». «Требуем более мудрости охранительной, нежели творческой». «Для твердости бытия государственного безопаснее порабощать людей, нежели дать им не вовремя свободу». Истинный патриотизм, считал К., обязывает гражданина любить свое отечество, невзирая на его заблуждения и несовершенства. Космополит, по К., «существо метафизическое». Историческое самосознание рус. народа многим обязано К. Пушкин отметил это, сказав, что «Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Коломбом». — 285 —
|