|
34. В кого вгрызлись истинные основоположения, тому довольно и крайней малости, самого общеизвестного, чтобы вспомнить о беспечальности и бесстрашии. Сказал поэт о листьях: «ветер одни по земле развевает… Так человеки… „Вот и дети твои – листва. Все то, что так убедительно шумит о тебе и тебя славит или, напротив, проклинает, или ещё исподтишка хулит, насмехается – тоже листва. Такая же листва и то, что должно перенять молву о тебе. Ибо все они «в весенню рождаются пору“, а там сорвет их ветер, и вот в лесах вещества вместо них растут уже другие. Ну а недолговечность у всех одна, ты же гонишься или избегаешь всего так, словно оно вечное. Немного – и прикроешь глазки, а уж того, кто похоронит тебя, оплачет другой. 35. Здоровому глазу надо глядеть на все, что зримо, а не говорить «Зеленого мне!» Ибо это для больного глазами. И слух здоровый, и обоняние должны быть готовы что бы то ни было слушать и обонять. И желудку здоровому относиться к любой снеди так, как жернов ко всему, что ведено ему перемалывать по его устроению. Точно так же и здоровое разумение должно быть готово ко всему, что происходит; если же оно говорит: «Дети были б здоровы» или «Пусть все хвалят все, что я делаю», так это глаз, ищущий зеленого, или зуб – нежного. 36. Нет такого счастливца, чтобы по смерти его не стояли рядом люди, которым приятна случившаяся беда. Был он положителен, мудр – так разве не найдется кто‑нибудь, кто про себя на прощанье скажет: «наконец отдохну от этого воспитателя. Он, правда, никому не досаждал, но я‑то чувствовал, что втайне он нас осуждает». Это о человеке положительном. А в нас сколько всякого, из‑за чего многие мечтают распроститься с нами! Ты, как будешь умирать, помысли об этом; легче будет уйти, рассуждая так: ухожу из жизни, в которой мои же сотоварищи, ради которых я столько боролся, молился, мучился, и те хотят, чтобы я ушел, надеясь, верно, и в этом найти себе какое‑нибудь удобство. Что ж хвататься за дальнейшее здесь пребывание? Ты, конечно, не будь из‑за этого менее благожелателен к ним, а сохрани свой нрав и уходи другом их, преданным и кротким. Но конечно и не так, будто тебя оттаскивают; нет, как у того, кто умирает тихо, душа легко выпрастывается из тела, таково должно быть удаление от этих людей. Ведь и с ними природа связала, соединила, а теперь, значит, отвязывает. Я и отвяжусь как от близких, однако, не упираясь, не приневоленно, потому что и это по природе. 37. Приучись, что бы кто ни делал, по возможности спрашивать себя: куда ж он метит? А начинай с себя, и прежде всех себя изучай. — 61 —
|