|
Дворцовая система дала в руки греческим правителям прекрасный инструмент власти, позволявший установить на обширной территории [56] строгий государственный контроль. Она извлекала и скапливала в их руках все богатства страны, сосредоточивала под единым руководством ресурсы и значительные военные силы, обеспечивала военные походы в далекие страны для захвата новых земель или доставки из-за морей металлов и товаров, которых недоставало на греческом континенте. В настоящее время вырисовывается четкая связь между системой дворцового хозяйства, микенской экспансией во всем Средиземноморье и развитием в самой Греции наряду с сельским хозяйством весьма развитых ремесленных промыслов. Такова была цивилизация, разрушенная дорическим вторжением, которое на долгие века прервало связь Греции с Востоком. С поражением Микен море стало не связующим путем, а преградой. Изолированный, закрытый в себе греческий континент возвратился к чисто сельскохозяйственной форме экономики. Гомеровский мир больше не знал ни разделения труда, равного разделению труда в микенском мире, ни широкого применения подневольного труда. Не знал он и многочисленных объединений "людей с орудиями", т. е. ремесленников, проживающих неподалеку от дворца или в селениях, где они выполняли царские заказы. С падением микенской империи дворцовая система рухнула и уже больше никогда не восстановилась" Слово анакс исчезло из собственно политического словаря. В чисто техническом смысле - как обозначение царской власти - оно было заменено словом басилевс, которое, как мы видели, имело [57] сугубо местное значение и которое обозначало не одно лицо, обладающее всеми видами власти, а (применяемое во множественном числе) означало высшую знать, находящуюся на верхней ступени общественной иерархии. Царствование анакса упраздняется, не оставив и следа от всеобщего царского контроля, административного аппарата, писцов. Исчезла и сама письменность, как бы поглощенная руинами дворца. Когда греки к концу IX в. до н. э. вновь откроют ее, переняв на сей раз у финикийцев, это будет не просто письменность другого фонетического типа, но явление радикально иной цивилизации. Она уже не будет составлять особой специальности писцов, но станет элементом общей культуры. Социальное и психологическое значение письменности также изменится, став прямо противоположным: письмо больше не имеет целью учреждать на потребу царю архивы в тайниках дворца; отныне оно приобретает публичный характер и делает объектом всеобщего обсуждения различные аспекты общественной и политической жизни [15] — 23 —
|