|
О начале не помню своем, И нет во мне воли конца,— Я не вижу его впереди; Я есмь — и вечен, ибо есмь... Переполнение индивидуальной души могучими переживаниями в этой драме у Гёте уже не вмещается в пределы земной индивидуальности. Дальнейшие просторы душевных переживаний может открыть только смерть. Прометей говорит здесь Пандоре: (220) Когда до сокровенной глуби, Ты чувствуешь, потрясена, Все, что дотоль как скорбь иль счастье знала, | И хочет в буре слез Излиться переполненное сердце, Но тем полней грозой, И все в тебе звучит, дрожит, трепещет, И чувство томно кроет мгла, И зримое из глаз уходит, Ты никнешь, И все вокруг тебя сникает в ночь, И в несказанном ощущенье ты Весь мир объемлешь,— Тот миг есть смерть. Здесь, таким образом, тот мудрый и научный индивидуализм, с точки зрения которого Боккаччо за четыреста лет до Гёте понимал символику Прометея, доходит до того крайнего переполнения человеческой души бесконечными переживаниями, которое является уже новым этапом в новоевропейской символике Прометея. Здесь перед нами символика страстно переполненной переживаниями человеческой личности, когда жизнь и смерть смешиваются в одном вселенском хаосе индивидуального самоутверждения и буйства. К 1774 году относится стихотворение Гёте «Прометей», где Прометей только еще собирается ваять людей, предвкушая их радости, мучения и также независимость от Зевса. Впоследствии, в 1830 году, Гёте поместил эту оду в свою драму «Прометей». Таким образом, влияние Шефтсбери в смысле его художественно-творческой идеи Прометея дошло даже до самого последнего периода творчества Гёте, хотя и с весьма существенными добавлениями. Гердеру принадлежит целая драма «Освобожденный Прометей»[54], которую сам Гердер назвал «сценами» (1802). Важнейшие эсхиловские черты Прометея здесь восстановлены. Однако героизм Прометея проявляется не в его бунтарстве, но в учености философа и мыслителя. Весь этот образ проникнут основным убеждением Гердера в постепенном развитии цивилизации, так что благодаря терпению богов, людей и самого Прометея на земле учреждается то, что Гердер называет чистой человечностью. Прометей прикован здесь не за похищение небесного огня для людей, но в целях постепенного развития человечности на земле. В конце концов не только освобождается Прометей благодаря высокому человеческому подвигу Геракла, но меняется и сам Зевс, (221) устанавливающий справедливость во всем мире. Прометей здесь освободитель людей в духовном смысле слова. При этом «человечность» Прометея Гердер понимает весьма красиво и даже нарядно. В четверостишии «Искусство Прометея» Гердер подчеркивает значение Прометея именно для искусства. В стихотворении же «Алтарь милосердия» Гердер рисует процесс создания идеального человека Прометеем по образу богов. Рисуются разного рода возвышенные качества человека: голова его — дворец мудрости, его лоб — храм мысли, в его взгляде светится разум, на его щеках и губах играет Аврора, в его дыхании струится Зефир, но более всего Гердер ценит в этой фигуре человека сердце, полное любви и милосердия. — 177 —
|