|
Излагать дальше Тимея Локрского было бы для нас бесполезно ввиду полного тождества его рассуждений с соответствующим диалогом Платона. Было бы слишком легкой и вполне ученической задачей помещать те места из платоновского "Тимея", которые буквально повторяются у Тимея Локрского. Этого делать мы не будем. Скажем только, что в дальнейшем идут рассуждения у Тимея о материальных стихиях как в их объективном соотношении, так и в их значимости для человеческого познания. Говорится о составе человеческой души и о соотношении ее основных моментов, о человеческом организме в его здоровом и больном состоянии, о государстве, семье и воспитании. Непосредственное отношение к эстетике имеют, может быть, только два текста. В одном говорится: "Начала красоты заключаются в симметрии одинаковых частей и в их симметрии с самой душой" (223, 6-7). В другом тексте читаем, что музыка и руководящая ею философия предназначены обычаями и законами для исправления души; "они приучают, убеждают и даже принуждают к тому, чтобы разумная часть души повиновалась рассуждению, а чтобы дух неразумной части был кротким" (224, 1-4). Оба эти текста не выводят нас за пределы общеантичного представления о красоте и о музыке. в) Подлинное значение трактата Тимея Локрского и для истории философии, и для истории эстетики сводится совсем к другому. Как мы уже сказали, здесь мы находим полный пересказ платоновского "Тимея". Это свидетельствует о том, насколько же была велика потребность пользоваться сочинениями Платона даже в I в. до н.э. Все эти века, ближайшие к I в. до н.э., характеризуются, как мы знаем, весьма настойчивыми попытками во что бы то ни стало объединить существовавшие до тех пор отдельные философские школы в одну общую систему, которая была бы уже окончательной и по своей универсальности, и по своему систематизму. Сначала огромную роль играли стоики. Но, начиная с Панеция и Посидония, - и это тоже мы хорошо знаем, - стоицизм явно тяготеет к платонизму и постепенно отходит и от своего материализма, и от своей чересчур исключительной языковой логики. Не отставали от этого и сами платоники, которые в лице Антиоха Аскалонского и Филона из Лариссы тоже покинули скептицизм Средней и Новой Академии и постепенно переходили к положительным утверждениям в духе стоицизма. Как нам хорошо известно, наконец и перипатетики в таком трактате, как "О мире" Псевдо-Аристотеля, тоже не отставали от общей синтетической настроенности на путях от ранне-эллинистического субъективизма к окончательному универсализму. Что же теперь дает нам в этом смысле трактат Тимея Локрского? — 44 —
|