В истории философии такое объединение максимальной отвлеченности с максимальной зрительностью и эротикой попадалось не раз. Но то, что мы находим в этом отношении у неоплатоников, решительно превосходит все исторические аналогии, так что и всю неоплатоническую диалектику необходимо назвать диалектикой зрительного, светового, вожделенного и вожделеющего ума или диалектикой мысленного света. И если выше мы пришли к тому, что уже в силу своего социального происхождения и назначения неоплатонизм должен был объединять максимальную старину, мифологию, с максимальным новшеством, диалектикой, то теперь мы конкретно видим, какая тут диалектика мифа получилась. Наконец, античная диалектика у неоплатоников достигла и того своего предела, когда воочию обнаружилось исконно греческое, если не прямо первобытногреческое, отождествление мышления и материи, где материя начинала играть уже свою настоящую роль, затемненную в периоды философских исканий разного рода абстрактными построениями. А именно - неоплатонизм пришел к прямому оправданию материальной жизни, как она должна осуществляться в те времена, когда все божественное было только отражением материальных сил природы и общества. Именно неоплатонизм пришел к полному узаконению всего, что творится на свете, к полной законности зла, к полной безответственности отдельного индивидуума, к оправданию и позволенности всего существующего. Ниже у Плотина мы найдем блестящие страницы, направленные на доказательство того, что решительно все существующее существует именно так, как и надо ему существовать. Плотин доходил до полной безоценочности всего существующего, до абсолютизации всякой неправды жизни, всех преступлений, всех бедствий и неудач, всего дисгармоничного. Плотин в этом именно и видел подлинную гармонию существующего, которая, следовательно, оказывалась у него не только гармонией порядка, но и гармонией любого беспорядка. Правда, проповедь войны как отца всех вещей мы находим еще у Гераклита. Это полностью воспроизведено у Плотина. И это вполне понятно, потому что божественное, построенное по типу природного, приводило к пантеизму, а пантеизм приводил к оправданию и узаконению и любого природного порядка, и любого природного, а вместе с тем и общественного беспорядка и хаоса. И весь этот хаос, природный и общественный, трактуется у Плотина просто как необходимость, так что тут недалеко и до учения о судьбе. Но ни судьба, ни промысел уже не нужны были Плотину. Они были настолько имманентны природному и общественному хаосу, что даже и не нуждались в своем отделении от него. Это - самая крайняя ступень понимания божества как отражения материальных сил природы и общества. Потрясающие тексты на эту тему читатель найдет в конце нашего анализа эстетики Плотина. А что признание законности и необходимости природного и общественного хаоса и что нахождение эстетики в этом крайнем разложении тысячелетних жизненных порядков было только лишь отражением предсмертного разложения всей тогдашней Римской империи, это понятно само собой. — 154 —
|