|
А что маргинальные заметки, встречаемые иногда в еврейских кодексах, были сомнительными чтениями, в этом также не может сомневаться никто, кто обращает внимание на то, что очень многие из заметок произошли из-за большого сходства еврейских букв между собой, именно: вследствие сходства, какое имеют [начертания] «каф» с «бет», «иод» с «вав», «далет» с «реш» и пр. Например, где во II Самуила, гл. 5, ст. предпоследний, пишется: «И в то время, в которое услышишь», на полях имеется: «когда услышишь», и в гл. 21 Суд., ст. 22: «и когда отцы их или братья во множестве (т. е. часто) будут приходить к нам», и пр., на полях имеется: «для тяжбы». И, таким образом, очень многие заметки произошли потом также вследствие употребления букв, называемых «покоящиеся», произношение которых действительно весьма часто вовсе не слышно и которые употребляются безразлично, одна вместо другой. Например, в книге Левит, гл. 25, ст. 30, пишется: «И будет закрепощен дом, который находится в городе, у которого нет стены»; на полях же имеется: «у которого есть стена», и пр. Но хотя это само по себе довольно ясно, однако хочется ответить на доводы некоторых фарисеев, которыми они пытаются убедить, что маргинальные заметки были прибавлены или показаны для обозначения некоторой тайны самими писателями священных книг. Первый из этих доводов, который даже мало касается меня, они берут из практики чтения Священного писания. Если, говорят [они], эти заметки были прибавлены из-за различия в чтении, в котором потомки древних евреев не могли разобраться, то почему возымел силу обычай, чтобы везде удерживался смысл маргинальных заметок; почему, говорят [они], смысл, который они хотели удержать, отмечен ими на полях. Они, напротив, должны были бы самые свитки писать так, как им хотелось их читать, а не на полях отмечать смысл и чтение, которые они больше всего одобряли. Второй же довод, претендующий, кажется, на некоторую видимость, берется из самой природы предмета, именно: что ошибки вкрадывались в книги не намеренно, но случайно, а подобные ошибки бывают различные; но в пяти книгах слово «девушка», за исключением только одного места, всегда пишется сокращенно, вопреки правилу грамматики, без буквы «хе», на полях же – правильно, по общему правилу грамматики. Неужели это тоже могло случиться оттого, что рука ошиблась при писании? Какими судьбами могло произойти, что перо всегда, сколько бы раз это слово ни встречалось, спешило? Наконец, ведь этот дефект легко и без затруднения можно было бы исправить по правилам грамматики и дополнить [слово]. Итак, поскольку эти чтения произошли не случайно и столь явные погрешности оставлены без исправления, то заключают, что это было сделано первыми писателями с известным намерением, чтобы через это обозначить что-то. Но на это мы легко можем ответить, ибо ссылка в аргументации на действовавшую у них практику меня нисколько не останавливает. Суеверие могло присоветовать не знай что, и, может быть, это произошло оттого, что то и другое чтение они считали одинаково хорошим или сносным, а потому, чтобы не пренебрегать каким-ни-будь из них, они положили, что одно должно писать, а другое – читать. Они именно боялись высказать определенное суждение в таком деле, чтобы не выбрать по неведению ложное вместо истинного, и потому они не захотели предпочесть одно другому; а это они, безусловно, сделали бы, если бы постановили писать и читать только одно, тем более что в священных свитках маргинальные заметки не пишутся. Или, может быть, это произошло оттого, что они пожелали, чтобы некоторые слова, хотя и правильно написанные, читались, однако, иначе, именно: так, как они отметили на полях, и потому вообще установили, чтобы Библия читалась по маргинальным заметкам. Я сейчас скажу, что за причина побудила писцов отметить на полях некоторые слова, которые должно читать особенно (ибо не все маргинальные заметки суть сомнительные чтения, но они отметили также и слова, вышедшие из употребления), именно: устаревшие слова, которые добрые нравы того времени не дозволяли читать в общественных собраниях, ибо простодушные древние писатели называли вещи без всяких вежливых обиняков, но собственными их именами, а после того, как воцарились порочность и роскошь, стали считать неприличным то, что не стыдясь говорили древние. Хотя вследствие этой причины не было надобности изменять самое Писание, тем не менее, снисходя к слабости народа, ввели в обычай читать в общественных собраниях названия для полового совокупления и испражнений благопристойнее именно так, как их отметили на полях. Наконец, какова бы ни была причина, по которой вошло в обычай читать и толковать Писание по маргинальным чтениям, это во всяком случае не означало, что верное толкование должно делаться по ним. Ибо, кроме того, что сами раввины в Талмуде часто отступают от масоретов и придерживаются других чтений, которые они одобряют, как я скоро покажу, на полях находятся еще некоторые заметки, которые, по-видимому, меньше подтверждаются практикой языка. Например, в II Самуила, гл. 14, ст. 22, пишется: «Потому что царь сделал по мнению своего слуги»; эта конструкция совершенно правильна и согласна с конструкцией ст. 15 той же главы, а конструкция, имеющаяся на полях: «слуги твоего», не согласуется с лицом глагола. Точно так же стих последний, гл. 16, той же книги пишется: «Как когда спрашивает (т. е. спрашивается) о слове божием», здесь на полях прибавляется «кто» как именительный при глаголе. Это сделано, очевидно, довольно неправильно, ибо обычная практика этого языка требует употребления безличных глаголов в третьем лице единственного числа действительного залога, как очень хорошо известно грамматикам. И подобным образом встречаются многие заметки, которые никоим образом не могут быть предпочтены текстуальному чтению. Что же касается второго довода фарисеев, то и на него легко ответить на основании только что сказанного, именно: писцы, кроме сомнительных чтений, отмечали также слова, вышедшие из употребления. Ибо несомненно, что в еврейском языке, как и в остальных, позднейшая практика сделала многие слова неупотребительными и устаревшими, а позднейшие писцы встречали их в Библии; они, как мы сказали, отметили их все, чтобы народу читать их по принятому тогда обычаю. По этой, стало быть, причине всюду встречается отмеченным имя «на’ар», потому что в древности оно было общего рода и обозначало то же, что у латинян juvenis (юноша). Точно также столица евреев обыкновенно называлась у древних «Иерушалем», а не «Иерушалаим». О местоимении «он» и «она» думаю то же самое, именно: что позднейшие писцы меняли «вав» на «иод» (каковое изменение часто бывает в еврейском языке), когда хотели обозначить женский род; тогда как древние обыкновенно отличали женский род этого местоимения от мужского только огласовкой. Так, кроме того, и неправильность в некоторых глаголах у древних была одна, позже – другая; и наконец, древние употребляли парагогические буквы сообразно с особым изяществом стиля своего времени. Все это я мог бы проиллюстрировать здесь многими примерами, но не хочу удерживать читателя за скучным чтением. Но, если кто спросит меня, откуда я это узнал, я отвечу, что я это часто находил у самых древних писателей в Библии; однако позднейшие писатели не желали им подражать; это есть единственное начало, руководясь которым мы и в остальных языках, хотя также уже мертвых, узнаем, однако, устаревшие слова. — 66 —
|