Свинья, которая хотела, чтобы ее съели

Есть и вторая причина приуменьшить похвалу Трайн. Поскольку ее действия бездумны, не значит ли это, что ей просто повезло, что она склонна поступать по-доброму (делать добро)? Почему мы должны хвалить кого-то только за то, что у него случайно появилось хорошее расположение духа? Хуже того, не уведут ли наши инстинкты нас в сторону, если мы не будем размышлять о наших чувствах? Подумайте, например, о многих людях, живших в разное время, имевших такой же характер, как у Трайн, но выросших в расистских обществах. Такие люди зачастую так же бездумно проявляли свой расизм, как и свою доброту.

Может быть, мы могли бы зайти еще дальше. Шулер заслуживает большего морального доверия именно потому, что она поступает по-доброму, несмотря на отсутствие инстинктивного сопереживания и сострадания. Если доброта Трайн не требует каких-то усилий, то доброта Шулер представляет собой триумф человеческой воли над естественными наклонностями.

Однако полное изменение наших инстинктивных суждений и восприятие Шулер как человека, заслуживающего большей похвалы с нравственной точки зрения, создают различные проблемы. В конце концов, не странно ли говорить о том, что человек, чья доброта в значительной степени зависит от его характера, является менее добродетельным, чем тот, кто делает добро только потому, что считает, что он должен его делать?

Банальное решение этой дилеммы состоит в том, чтобы сказать, что доброта требует объединения разума и чувств и что, хотя и Трайн, и Шулер демонстрируют некоторые признаки добродетели, ни одна из них не является образцом гармоничной, нравственной личности. Это почти наверняка верно, но такой подход уходит от реальной дилеммы: что важнее при определении нашей нравственной доброты — наши чувства или наши мысли?

Смотрите также

17. Пытать или нет?

18. Требования логики

50. Хорошая взятка

83. Золотое правило

81. Чувство и чувствительность

Гуманоиды с Галафреи во многом похожи на нас. Однако их чувственное восприятие очень отличается от нашего.

Например, свет, отражаемый в диапазоне частот спектра, видимого людьми, жители Галафреи чувствуют по запаху. Видимый нами синий цвет они воспринимают как запах цитруса. То, что мы слышим, они видят. Девятая симфония Бетховена для них представляет собой яркое световое беззвучное шоу неописуемой красоты. Единственное, что они слышат, — это мысли: свои и чужие. Вкус — это то, что остается в их глазах. Их лучшие художественные галереи славятся своим приятным вкусом.

У них нет чувства осязания, но они обладают другим чувством, которого нет у нас. Оно называется мулст. Это распознавание движений суставами. Нам настолько же невозможно представить себе мулст, насколько жителям Галафреи невозможно представить себе прикосновение.