|
Так как, согласно старинному правилу логики, не следует без нужды увеличивать числа объяснительных начал, то мы должны держаться принципа драматического раздвоения до тех пор, пока это допускают подлежащие объяснению явления. Прежде всего мы должны будем держаться его при изучении явлений жизни человека во сне; поэтому мы будем смотреть на всех руководителей и покровителей сомнамбул как на вполне субъективные видения, и именно до тех пор, пока они будут обнаруживать только признаки видений, имеющих место во сне, или же будем объяснять их возникновение драматическим раздвоением действительного человека, двойственностью его природы, и именно в том случае, когда они будут обнаруживать такие черты, которых никогда не обнаруживают такие видения. Возможность третьего объяснения, по которому руководитель представляет собой существующее в действительности третье лицо, то есть другой субъект, должна быть исключаема до тех пор, пока он не обнаружит таких черт, которые не могут быть объяснены двойственностью природы человека. Но этого случая нельзя допустить уже потому, что мы не знаем способностей нашего второго я, а потому и не знаем, что может быть ими объяснено, а что не может. Значит, когда поэт Тассо утверждает о своих привидениях, что они не могут быть плодом одной его фантазии, так как то, что он узнал от них, превосходит его познания, то он совершенно прав; но отсюда еще не следует, что эти привидения были вдохновлявшими его посторонними субъектами; возможно еще третье объяснение, заключающееся в двойственности его природы, благодаря которой два лица его собственного субъекта драматически действовали друг на друга. Чисто субъективные иллюзии имеют место при раздвоении, совершающемся в обыкновенном сне, например, во время происходящего в сновидении экзамена, на котором я не нахожу ответа, даваемого моим соседом. Это только драматизация воспоминания, почему и нельзя сказать, что здесь одно лицо не знает говоримого ему другим лицом в то время, как оно говорится; оно не знает говоримого ему только до тех пор, пока не заговорило другое лицо, но как только заговорило это лицо, оно начало уже вспоминать говоримое. Если бы сюда присоединилась еще одна черта, а именно, что я услышал бы такой ответ, содержание которого никогда не находилось в моем сознании и вообще не может быть им вмещено, то в таком случае мы были бы вынуждены объяснить такое раздвоение двойственностью природы человека и допустить, что вследствие перемещения во сне моего психофизического порога некоторая часть моего бессознательного прибавилась к моему нормальному я. Перемещение порога непосредственно влечет за собой приращение нового чувства или, по крайней мере, усиление нормальной восприимчивости, вследствие чего и без всякого вопроса у сновидца могут явиться новые познания. Это часто имеет место в сомнамбулизме. Например, Рихард Гервитц* обнаруживал в магнетическом сне удивительные способности, но он всегда драматически переносил их на черного человечка, которого он, казалось ему, видел. Если какое-нибудь новое лицо переступало порог его дома, то он узнавал об этом от своего человечка; если он признавал для себя пользу за каким-нибудь лекарственным веществом, то это потому, что так сказал ему его же человечек; когда же он не знал чего-нибудь, то говорил, что его человечек-его второе я, ушел от него; вообще такое колебательное движение своего психического порога он выражал словами, что его человечек наставляет его только тогда, "когда бывает в хорошем расположении духа". — 68 —
|